Легкий ветер начинал трепать полотно. Чем дальше продвигался зек и чем дальше заносил последнюю рейку, тем сильнее вибрировал дельтаплан. «Только бы не сорвался, — думал Саркисов, закрепляя концы планера, — Впрочем, черт его знает, что лучше. Они с Хмарой…» Вспомнив о хохле, дельтапланерист тихо застонал. Неустойчивая конструкция была почти готова. Зек вторично прополз по кирпичной окружности, проверяя крепление, и наконец вернулся к верхним скобам. Те уже были заняты сгорающим от страха и любопытства Хмарой. Согнав хохла вниз, Саркисов начал регулировать каркас. Все его движения были спокойны и точны. На сборку дельтаплана ушло не меньше часа. Хмара принялся тихо ругаться и нервно топтаться под ногами. Он проклинал всех на свете, однако вниз не слезал.
Всему приходит конец. Саркисов выдохнул: «Все!», вытер потный лоб и посмотрел на спутника. Его взгляд сейчас мог бы расплавить вольфрам, но только не Хмару. Над трубой трепетал темный планер, готовый сорваться и понестись над землей. Саркисов посмотрел в сторону вышки. «Вертухай» стоял лицом к трубе. Что-то горячее уперлось зеку в колено, потом в бедро и наконец в бок. Это продвигался наверх Хмара.
— Подвынься. — зашептал он.
— Я сейчас тебя в трубу кину, гнида! — со слезами в голосе выдушил Саркисов.
— А я крычать начну.
Наконец часовой повернулся к ним спиной. Время!
— Ты, морда хохлацкая! Поднимайся ко мне. Да осторожней, гад! Берись за палку, с краю берись. И запомни: ни единого звука. Что бы я ни делал, и как бы мы ни летели. Я не хочу из-за тебя подыхать. Если пикнешь — сброшу вниз. Поверь мне. Допер?
Хмара закивал и покрепче уцепился за палку. Он весь дрожал, колени ходили ходуном, зубы мелко стучали. Саркисов смутно подозревал, что полет ничем хорошим не завершится. Но отступать было поздно. Он перекрестился, отсоединил палку от скобы и, тихо скомандовав: «Толчок!», первым оттолкнулся от трубы. Планер бесшумно отделился. Давно забытые ощущения вновь заструились и запульсировали в груди Саркисова. Но они продолжались лишь первые секунды полета. Планер слишком резво пошел вниз. Хмара заскулил и сразу же получил в ухо. Первая заградполоса приближалась. Резко терял высоту и дельтаплан. До земли оставалось метров десять. Планер вдруг выровнялся, и зеки заликовали. В следующую секунду он вновь устремился вниз. Скрытый рубеж был пройден. Пять метров, четыре, три… Оставались проволочное заграждение и бетонный забор. Это был относительный успех. Если удастся незаметно пересечь стену колючки, они могут вскарабкаться и на бетонный забор. Саркисов предусматривал и такой исход. Сосновая треугольная рама легко превращалась в корявую невысокую лестницу. Приходилось уповать лишь на то, чтобы часовой подольше маячил спиной к этому участку запретки. Верхний ряд колючей проволоки прошел в десятке сантиметров от палки. За миг до этого Саркисов резко подбросил вытянутое в струну тело. Слава Богу, успе…
— А-а-а! — заорал Хмара. Он врезался ногами прямо в проволоку и, увлекаемый планером, протащился по всему верхнему ряду. Десятки острых стальных витков раскроили в клочья его брюки и разодрали кожу на бедрах и голени. Саркисов похолодел. Дельтаплан с треском бухнулся на землю. Хохол продолжал истошно орать, катаясь по взрыхленному фунту. В свете прожекторов он смотрел на свои окровавленные ноги, дергался и силился подняться. Часовой развернулся, секунду любовался странным зрелищем и дал первую очередь поверх голов. Хмара вдруг замер, посмотрел в сторону вышки, повернулся и увидел Саркисова. На глазах бывшего спортсмена-дельтапланериста стояли слезы. Ни слова не говоря, Саркисов стал лупить израненного хохла ногами. Глаза застилал туман, но сквозь него Хмара еще просматривался.