Он приехал в Донецк внезапно и умчал ее в Мариуполь. А точнее, в иное измерение, где мир ласкался у ног, как послушный котенок, а любое ее желание читалось по глазам и становилось законом. За два дня сумасшедшего счастья Лариса не просто влюбилась, она пропала, став наркоманкой с наркотиком «Миша» в крови. И эту, вторую, встречу вырвала у жизни насильно, как налетчица кошелек в подворотне. У Миши был день рождения. Ну разве не веская причина, чтоб бросить семью и работу и, грохнув на подарки зарплату, помчаться к нему на поезде?
И был поцелуй на перроне, и букет печальных заплаканных роз, и ночь на двоих. А утром, захлопнув двери, он щекотно шепнул на ушко: дорогая, погуляй по городу, пока я смотаюсь на фирму. А потом посидим в ресторанчике и купим детям подарки. Счастливая и бездумная, она кружила по городу и в каком-то «комке» купила для Миши гномика, отдав последние гроши.
— Слушай, кончай грустить. Выпей-ка лучше пива.
Похоже, се соседка тоже нуждалась в общении. Скрестив по-турецки ноги, она прихлебывала из яркой баночки и рассматривала какие-то фотографии. Одну из них она протянула Ларисе:
— Мой обожаемый босс. Умирает сейчас от рака.
На фото за черным столом сидел лоснящийся турок, сытый и умиротворенный.
— Ты любишь его? — спросила Лариса.
— Он купил мне три магазина и квартиру в Стамбуле, — ответила Иванна. — Как его не любить? Мне еще в юные годы один умный человек говорил: «Ванька, в этой жизни главное — дороже себя продать. Мужчине, боссу, обществу». Сказать, кто мой первый мужчина? Сенька Сом. Ты про такого слыхала? Кабаки, подарки, Сочи — все это было мое. А потом он подарил мне путевку на Кипр, и я чуть не вышла замуж за врача-киприота. Да вовремя сообразила, что от Сома беременна. Вернулась, все рассказала. Решай, говорит, сама — рожать или делать аборт. Отвез меня в классную клинику.
А сейчас у меня Октай, этот красивый турок. И он стелит мне под ноги Стамбул, как бархатный коврик.
— А ностальгия тебя не мучает? Мысли — как там, на родине? — робко спросила Лариса. Рассказ об умирающем боссе показался ей очень жалостным.
— Все это чушь, поняла? — вдруг рассмеялась Иванна. — Родина там, где тебя уважают. Где платят зарплату шахтерам, а таким, как ты, дарят цветы. Любимый — тот, кто решает твои проблемы, а не подчиняет тебя своим. А по этой стране дураков, воров и бандитов я скучать не намерена. Знаешь, как началась война в Чечне? Дудаев Ельцину в сауне нос перебил по пьяни. А тот заявил: будем Грозный бомбить. Не веришь? Ну и дура. Мне охранник Ельцина рассказывал, когда тот приезжал в Стамбул. Я с ним трахалась.
Словно устав вещать очевидное, девушка потянулась, зевнула и полезла в симпатичный лаковый саквояж. Разложив на столике яркие баночки и пузырьки, она стала снимать косметику. Но неизгладимое впечатление на Ларису произвела процедура освобождения от линз. Когда две невидимые пластинки были спрятаны в специальную коробочку, у черноокой Иванны глаза оказались серыми.
— Хочешь, покажу тебе суперлекарство? — спросила попутчица, должно быть, для того, чтобы переключить внимание Ларисы, и достала пластиковый пузырек алого цвета: — В малых дозах — это панацея. Матери везу от гипертонии. А две капсулы остановят сердце.
Ночью было безумно жарко. Иванна спала, как ребенок, — безмятежная и обнаженная. А Лариса смотрела в окно, и черная его пустота по закону песочных часов через зрачки переливалась в душу. Вот приедет она домой без копейки в кармане. Дети кинутся к сумке, там пусто. Муж, голодный и небритый, зло заглянет в глаза:
— Куда ты дела зарплату?
И даже если соврать, потом занять у подруг, то легче дышать не станет, ведь форточка в жизни захлопнулась. Принц оказался клоуном, а доверчивая Золушка — дурой. Ее судьба — удел водовозной клячи, уныло бредущей по кругу. Любят таких, как Иванна. Попадись эта девочка Мише, он бы рассыпался бисером. А Ларису он просто бросил, скомкав, как прочитанное объявление, сорванное со столба.
Ей вдруг нестерпимо стало обидно — нет в жизни справедливости, нет. Грешных, подлых, продажных любят, уважают, берегут. Таких, как она, используют. Заснуть бы сейчас навсегда под стук монотонных колес, а этот проклятый мир пусть катится в тартарары. Взгляд упал на алую коробочку. «Две капсулы остановят сердце», — вспомнила голос Иванны. Ну и пусть остановят. Вот и чудно. Лариса открыла крышку и вытряхнула на ладонь две нежные горошины, похожие на карамельки. Налила в стакан минералки, бросила в нее горошины, и они запрыгали, как мячики на резинке. Во время ее детства такие продавались на вокзале — идешь по улице и хлопаешь по мячику, а он опять возвращается к тебе, резинка-то зажата между пальцами.