Он с минуту не находил ответа. Просто стоял и смотрел на нее, как на очередное чудо света. Тут же перевел взгляд на Сидорова. Что могло произойти между ними? Почему он видит между ними столько темного света?
– Угасание не значит – тлен, – ответил он, медленно отходя от стеклянной стены в поисках нужного ракурса. – И закат не означает полного угасания. Это угасание перед очередным возрождением. Будет же восход. Но если без лирики, то мне, как творцу, ближе краски, рождаемые засыпающим солнцем.
Лишь на мгновение подобие улыбки тронуло ее тонкие губы. Это было почти незаметно. Но он понял, что его ответ засчитан.
– Может, кофе? – спохватился Валерий, поняв, что они сейчас уйдут.
– Нет, спасибо. – ответил майор Сидоров.
Он сноровисто складывал бумаги, разложенные на столе. Совал их в папку. Она молчала. Выгуливала себя вдоль стеклянной стены и о чем-то напряженно размышляла.
Высокая, стройная. Густые волосы цвета карамели сколоты на макушке какой-то острой, тонкой штукой. Две пряди висят вдоль щек. Скулы высокие. Ни грамма косметики. Даже на губах никакого блеска. Но она казалась ему такой яркой, такой невероятно ухоженной и нетронутой. Даже в потрепанных джинсах и льняной рубашке выглядела светской дивой. И ему очень-очень не хотелось, чтобы она уходила сейчас. А предлога задержать ее не находилось.
– У меня замечательный кофе, – сделал он еще одну попытку, глядя на нее. – Вдруг я бы еще что-то вспомнил?
– А давайте ваш кофе, – и снова по ее тонким губам скользнуло нечто похожее на улыбку. – Только не надо ничего выдумывать. Это я насчет «вспомнить».
– Товарищ подполковник, – Сидоров хмуро смотрел на нее исподлобья. – Мне-то лично некогда. От слова совсем.
– А я, майор, от слова совсем тебя не держу.
Она даже не повернула головы в его сторону, все время смотрела на красный огромный зонт в его дворе.
– Ты же без машины, Аня.
Сидоров повысил голос? Сидоров повысил голос. И ее это удивило.
– Вызову такси, майор, не печалься.
– Я могу отвезти. У меня есть машина.
– И машина у него есть, и велосипед, – скрипнул неприятными интонациями ответ Сидорова.
Валера промолчал. Проводил майора до ворот, дал слово, что отвезет подполковника Смирнову туда, куда она прикажет. И неожиданно поинтересовался:
– Вас с ней что-то нехорошее связывает, товарищ майор? Какая-то скверная история?
– Это так очевидно? – неожиданно развеселился Сидоров.
– Воздух вокруг вас наэлектризован. И да, это бросается в глаза.
– Наша скверная история называется неудавшимся браком, гражданин Осетров. Несколько лет длилась наша скверная история, прежде чем логически завершилась.
– Как именно?
Ну ему и правда было интересно!
– Разводом…
Потом он долго готовил кофе. Дольше обычного. Даже достал старую жаровню с песком и турку – подарок друга. И колдовал над ней, без конца ей о чем-то рассказывая. После ее ухода даже не смог вспомнить, о чем говорил, над чем они смеялись. Но смеялись!
Кофе пить вышли на улицу, под красный зонт. Она села лицом к солнцу и долго щурилась на свет, сочившийся сквозь красную ткань.
– Кажется, я поняла, что именно вы искали, – проговорила Анна, медленно глотая острый, крепкий кофе, приготовленный им по особому рецепту. – И да, это очень красиво. Неуловимо красиво.
Он слушал и не верил: неужели в его жизни появилась она – та самая женщина, которая видит и слышит, как он? С которой можно быть немногословным: она все поймет. С которой нет нужды притворяться.
– Анна… – начал он подрагивающим от волнения голосом. – Могу я вас называть по имени, без отчества и звания?
– Легко, – рассмеялась она беспечно.
– Анна… Простите мне мою смелость, но мне очень бы хотелось продолжить знакомство с вами.
– Что вы имеете в виду? – она закрылась от него бесстрастным выражением лица. – Отношения?
– Д-да… Если вы не готовы, я пойму. Мы могли бы просто время от времени ходить куда-нибудь вместе.
– Куда? – прозвучал вопрос безо всякого интереса.
– В театр, на выставки, в ресторан. Я… Я понимаю, что вы очень занятой человек, поэтому готов ждать момента.
– Уф-фф… – выдохнула она с силой, вытягивая ноги и роняя руки с подлокотников пластикового стула. – Вы не представляете себе, Валерий, сколько вам придется ждать того самого момента! Меня могут сорвать посреди ужина в ресторане, посреди премьеры в театре. Могут выдернуть прямо в то время, когда вы станете мне рассказывать о каком-нибудь произведении искусства на выставке. Сидоров вам уже сказал, что мы были женаты?