Каковы же, однако, условия, которыми обставлено выполнение защитой своей благородной миссии — отстаивать интересы подсудимого? Устав уголовного судопроизводства, вооружая защитника в ст. 630 процессуальными правами на судебном следствии, равными притом правам обвинителя и гражданского истца, предъявляет к нему в ст. 745 только требования о том, чтобы он не распространялся о предметах, не имеющих никакого отношения к делу, и не позволял себе нарушать должное уважение к религии, закону и установленным властям, ни употреблять выражения оскорбительные для чьей бы то ни было личности. Равным образом и в присяге на звание присяжного поверенного содержится требование «не писать и не говорить на суде ничего, что могло бы клониться к ослаблению православной церкви, государства, общества, семейства и доброй нравственности», и «не нарушать уважения к судам и властям» (прил. к ст. 381 учр. суд. уст.). В точном соответствии с этими требованиями определена в законе и обязанность председателя, выраженная в ст. 611 уст. угол, суд., устранять из прений все, что не имеет прямого отношения к делу, и не допускать ни оскорбительных для чьей бы то ни было личности отзывов, ни нарушения должного уважения к религии, закону и установленным властям.
С своей стороны, правительствующий Сенат зорко поддерживал приведенные требования, признавая их нарушение, если оно вовремя не было пресечено, существенным. Так, еще в решении уголовного кассационного департамента 1871 года, № 1838, по делу Антипова Сенатом было высказано, что судебные прения, при которых были нарушены ст. 611, 737 и 745 уст. угол. суд. и которые не были введены с тем достоинством, спокойствием и правильностью, которые необходимы для того, чтобы присяжные заседатели могли приступить к разрешению дела без всякого увлечения к обвинению или оправданию подсудимых, не могут служить основанием правильного судебного приговора. По этому делу защитник, отвечая на обращение прокурорского надзора к присяжным: «Вы не должны выходить из закона, потому что выходить из закона значит быть беззаконниками», — сказал: «Если на основании доводов, высказанных прокурорским надзором, признать подсудимого виновным в разбое, то это будет судебный разбой». Затем в решении 1887 года, № 32, по делу Саратовско-Сибирского банка правительствующий Сенат усмотрел ст. 611 уст. угол. суд. со стороны председательствующего, допустившего в прениях полное извращение процессуальных ролей, при котором гражданские истцы явились в ролях — одни защитников и каких-то милователей, другие — ярых обвинителей, а защитники — в ролях обвинителей. В судебных прениях по этому делу говорилось, между прочим, о Владимире Мономахе и летописцах, о муравьиных и воробьиных гнездах, причиной краха банка признавалась следственная власть, не вовремя прикоснувшаяся к этому учреждению. Далее в решении 1888 года, № 16, по делу Кетхудова и Махровского Сенат признал существенным злоупотреблением защитником своими обязанностями указание присяжным заседателям на то, что они должны иметь в виду, при решении дела, не оценку доказательства виновности, а высшие государственные интересы, будто бы нарушенные потерпевшим, что в основе их решения должны лежать политические соображения, а не начала справедливости, и что необходимы оправдательные приговоры лиц, хотя бы и виновных, чтобы сдержать своекорыстные стремления богачей. В решении 1904 года, № 4, по делу Салтыкова правительствующий Сенат высказался, что в учреждении, призванном к охранению государственных и общественных интересов, посредством правосудного разрешения вопросов о преступности действий нарушителя закона, не могут быть допускаемы речи, в коих растрата присяжным поверенным денег, вверенных ему доверителями, именуется «легкомысленной шалостью», а дальнейшее хищение этим лицом собственности доверителей, прикрываемое подлогами, «естественным» и ненаказуемым последствием первого легкомысленного, но не преступного действия. При этом Сенат указал на то, что подобного содержания речь является не соответствующей задачам защиты вообще и представляет собою соображения, направленные не к изысканию истины на суде, а к извращению перед присяжными заседателями понятий о дозволенном и воспрещенном как законом уголовным, так и нравственностью, к насаждению в их умах смутного представления о присущих им правах и обязанностях. В высшей степени ценные разъяснения были также преподаны правительствующим Сенатом в решении 1892 года, № 20, по делу Дорна о пределах, в которых в судебных речах могут быть приводимы обстоятельства, касающиеся чести и доброго имени противной стороны свидетелей и вообще третьих лиц. В этом решении Сенат основывался на ст. 158 учр. суд. уст.