В общем, товарищ прокурора поддерживал обвинение против обоих подсудимых.
Выступивший со стороны страхового общества присяжный поверенный Мандель также находил поджог дачи Краевского несомненным фактом.
Среди публики замечается вдруг сильное волнение. Многие встают со своих мест, и происходит невообразимая давка. Начинает говорить присяжный поверенный С. П. Марголин, защищающий Ведерникова. В блестящей литературной речи, изобилующей образными выражениями, талантливый защитник шаг за шагом разбивает все доводы обвинения. Он страстно говорит о гуманных началах правосудия и священной задаче присяжных заседателей.
— Приглядитесь к семье Краевских в период их первого знакомства с Ведерниковым — и вы увидите семью особого типа, — начал он. — Во главе ее стоял человек, по внешнему виду весьма обязательный и уступчивый. Его жена, Мария Краевская, шесть лет тому назад казалась очаровательной светской дамой, ведущей свой род от таинственного виконта, проживающего на юге Франции. Теперь следствием обнаружено, как эта женщина завоевала свое общественное положение. В доме Краевских было весело и уютно, туда приходила молодежь, там играли в карты, пили вино, ухаживали за хозяйкой.
Подсудимый Ведерников за этот период времени только что прибыл в Петербург. Это был молодой провинциал, мешковатый и неловкий, с необыкновенно яркими галстухами, багрово краснеющий при входе в светскую гостиную Краевской; юноша без воли и характера и, как теперь установлено, с ярко выраженными признаками истерии, сентиментальный и чувственный, двадцать один год… весна жизни, предчувствие волшебного счастия, утро чудного дня. На одном из балов он был замечен Краевской, и с этой минуты в его жизнь ворвалась восторженная любовь. Это юношеское чувство одним дает счастье, наслаждение и покой, другим — несчастье и муки. Что случилось здесь, мы знаем. Через дымку свидетельских показаний нам рисуются их интимные отношения, подернутые чем-то нездоровым, эротическим. Мы видим в этих отношениях непрерывное чувственное возбуждение, взрывы страстей, едкое и жгучее сладострастие.
Установив, что в центре настоящего дела — мутный поток страстей, защитник подсудимого перешел к изложению доказательств, опровергающих обвинение. Защитник указывает на спокойствие Ведерникова и Краевской перед возникновением пожара. Подсудимые не могли не понимать, к чему ведет поджог сухой деревянной постройки, наполненной людьми. Обвинение рисует госпожу Краевскую женщиной безнравственной, способной на все, но область половой порочности не исключает чувства любви к своей матери, всегда жившей подле нее, к детям мужа: Марии-Антуанетте и Жоржу.
— Шестнадцатого июля в шесть часов утра в верхнем и нижнем помещении дачи спали дети, мать семидесяти лет, покойный Краевский — все гнездо обвиняемой. Могла ли она «заказать» поджог такой дачи и в то же время спокойно отправиться с двумя молодыми людьми в местечко Юкки, отстоящее от места пожара на несколько верст? — говорит защитник. — Мы расспрашивали спутников о поведении Краевской. Нам отвечали: «Она была весела, смеялась, мы не заметили никакого признака волнения и притворства». Такого же рода поведение Ведерникова. Он нянчится с детьми, устраивает им елку, проводит ночи подле больного Жоржа. Обвиняемая Краевская могла заставить подсудимого бросить мать, сестер, проводить время в притонах карточной игры, но не поджечь дачу, наполненную детьми. На такое дело у подсудимого не было сил по свойству его натуры, в сущности мягкой и доброй.
Посмотрите на образ действий обвиняемого во время пожара — и вы увидите, что поведение Ведерникова не совпадает с поведением человека, умышленно совершившего поджог. Подсудимый спасает Брюне, получает значительные обжоги и вновь бросается в огонь, чтобы вбежать по лестнице к Краевскому. Его удерживают дружинники; он вырывается, молит о спасении, рыдает и требует помощи. Пожар случился в шесть часов утра, когда часть населения Озерков уже была на ногах. По окружающим улицам уже двигались разносчики, дворник дома мел сад, горничная развешивала белье. Нельзя не признать, что для поджога были выбраны время и обстановка, не отвечающие аттестации подсудимых, как умных и тонких преступников.