Мастерица ее Трофимова рассказывала, что магазин О. Геккер торговал плохо и едва сводил концы с концами.
Геккер на расспросы объясняла, что она получает иногда деньги от своей матери. Нервная и раздражительная, она грубо обращалась с мужем и вообще третировала его свысока. Незадолго до убийства профессора, после двухдневного отсутствия хозяйки, мастерица стала спрашивать ее, где она провела все это время.
— Была на яхте у Донберга, — последовал ответ.
— Неужели же вы все-таки остались чисты в своих отношениях с ним?
— О, нет, после этой ночи мы уже с Донбергом близки, — развязно сказала будто бы Ольга Геккер.
Когда умер профессор, она вступила в любовную связь с каким-то молодым человеком. Отправляясь по утрам на могилу погибшего из-за нее профессора, она вечером принимала у себя на квартире своего любовника, не уклоняясь от посещений и других мужчин.
Ученица Плотникова, работавшая в ее магазине, слышала однажды, как Ольга Геккер раздраженно кричала мужу:
— В ногах буду у Донберга валяться, а к тебе не пойду!
Полное презрение сквозило в ее отношениях к подсудимому, и, взбешенный, он пригрозил как-то, что застрелит Донберга.
— Если хочешь стрелять, то лучше в меня, — в ответ на это сказала она. — Только, пожалуйста, не в лицо…
С яхты она вернулась веселой и жизнерадостной и говорила всем, что чувствует себя очень счастливой и прекрасно провела время с профессором Донбергом.
Подозревая жену в неверности, Юлиан Геккер перед своим преступлением стал следить за образом жизни ее на отдельной квартире и подговорил прислугу жены наблюдать за всеми мужчинами, появляющимися на этой квартире.
Некоторых свидетелей, ввиду щекотливости их показаний, суд признал необходимым допросить при закрытых дверях, удалив из зала публику.
Из дальнейших показаний выясняется, что у Ольги Геккер еще до замужества был какой-то неудачный роман со шведом.
Юлиан Геккер, находясь на военной службе, участвовал вместе с другими войсками в русско-турецкой войне, затем лет пять занимался земледелием и, наконец, перешел на частную службу. Сам Донберг обрисовывается как известный ученый и добрый человек с рыцарским характером, у которого были только две слабости: любовь к спорту и к хорошеньким женщинам.
По окончании допроса свидетелей оглашаются наиболее существенные для дела письменные документы. Первоначально читается дневник Ольги Геккер под заглавием: «Моя исповедь». Дневник этот она начала вести еще до замужества и записывала в него главным образом свои мысли и впечатления.
«При благоприятных условиях из меня может выйти искренно преданная, любящая жена, — говорится в начале дневника. — Приятно, когда есть цель в жизни, когда есть для кого усовершенствоваться и быть хорошим человеком…» «Я хочу видеть в муже авторитет, чтобы он являлся главой дома… Трудно прожить девушке без цели в жизни. Старая дева — это лишняя, скучная гостья на жизненном пиру… Думаю, что буду хорошей матерью. Мой идеал — воспитывать детей и развивать их нравственную сторону. Для семейного счастья надо, чтобы обе стороны поклялись никогда не иметь друг от друга секретов, чтобы они составляли одну душу (приводятся ссылки из сочинений Вольтера о семейной жизни). Писала совершенно секретно, что чувствую, что думаю, — не судите».
В другом месте дневника Ольга Геккер, тогда еще девушка, пишет: «Все равно, где ни жить. Мой идеал — ровная, покойная жизнь. Вдвоем с мужем — любимым человеком это легко. Я готова пойти на всевозможные уступки, чтобы в доме был мир и довольство. Для мужа я готова сделать все, все решительно».
Со скамьи поднимается в то время Геккер и предлагает дать суду объяснение относительно происхождения дневника жены.
— Когда она была еще моей невестой, — говорит подсудимый, — она сказала мне однажды: «Я постараюсь свой образ мыслей, все увековечить для вас». И она стала писать дневник. На основании высказываемых ею взглядов я и считал ее очень хорошей женщиной. После она часто' говорила, что ее желаниями добрая середина ада вымощена.
Суд снова приступает к чтению дневника.
«Я привяжусь к моему мужу, и его Бог будет моим Богом, его народ — моим народом (Юлиан Геккер — лютеранин из поляков). Детей своих я воспитаю в польском духе. Мой обожаемый Юля!.. Как я желаю, чтобы Бог помог мне доставить ему счастье! Я так непозволительно счастлива, что не знаю, как и отплатить. Все сделаю, чтобы он был счастлив, горячо любимый Юля… Эти строки писала моя душа, мое сердце».