К двадцати одному году молодой человек закончен. Внешние признаки интеллигентности налицо: модный костюмчик, пунцовый галстук, пенсне, которое так веселило Висса в доме предварительного заключения, значок вольной команды в петлице' — все как следует быть. В голове сумбур, отрывки школьных воспоминаний, клочки каких-то знаний, лоскутки каких-то принципов, из которых если и можно что сшить, то разве только саван всему доброму, что когда-то было вынесено из семьи, если только было вынесено.
Пока такой интеллигент декадентского стиля имеет сорок — пятьдесят рублей жалованья — он может жить в свое удовольствие, но лишь только заработок пресекается — наступает кризис. Чернорабочий, потерявший место, может пережить безработицу, ютясь по ночлежным домам и питаясь на постоялых дворах, но такой интеллигент не может поступиться ни костюмчиком, ни цилиндром, ни безукоризненным пробором. В этом весь его ценз. По этому цензу оценивает его, прищурив глаза, хозяин магазина или представитель торговой фирмы. Если он потеряет из этого ценза хоть что-нибудь — он опустился туда, в оборванный пролетариат, и уже больше не вынырнет.
Иогансен постоянно боролся с нуждой. Запершись в своей каморке, выдерживал он осаду голода и не делал вылазок чрез потайные ходы преступления. Нужда, как клещи, в один миг раскусывает человека и обнаруживает его сокровенную сущность. Иной, полжизни почтенно проживший в довольстве, при первом же нажиме этих клещей кричит: «Признаюсь, лгал!» — и обнаруживает свою порочную сердцевину.
Но Иогансен долго боролся и не шел на призыв своего сожителя Сталовича, все идеалы которого сводились К ясной формуле: «Убить и ограбить».
И эту борьбу тоже несу я на чашу весов Иогансена.
Однако, — скажут мне, — в голове его уже бродили преступные мысли, созидались со Сталовичем темные планы. От мыслей до исполнения их, — возражу я, — целая бездна. Перед римскими консулами ходили ликторы, неуклонно исполнявшие их веления. Что, если бы за каждым из людей ходил такой же ликтор и исполнял все их мысли, как только они созреют в голове?! Но у нас нет таких ликторов, слуги наши — наши руки, одинаково медлительные как на подвиг добра, так и на злодейство. Свободно гуляют в голове злые замыслы, и мы даже не накидываем на них узды нашей воли, но когда они начинают пробивать дорогу в жизнь, тогда мы начинаем бороться с ними. Мы можем и должны тогда бороться. Не тот убийца, у кого в голове была мысль убить, а тот, кто занес удар и опустил его на голову ближнего. Одно намерение — ничто. Если ад, говорят, вымощен благими намерениями, то и рай, — скажу я, — может быть засеян скверными помыслами, не давшими всходов.
Итак, что бы ни мыслил Иогансен, он ничего преступного до конца тысяча девятисотого года не совершил.
Но вот в начале декабря этого года он знакомится с Виссом — и замкнутая жизнь его сразу развертывается в отчаянное нападение на общество; следуют кражи одна за другой, и затем совершается убийство.
Кто же кого вел, кто руководил? Висс говорит — Иогансен; факты говорят иное. Не Иогансен едет за Виссом, когда надо совершить кражу, — Висс каждый раз заезжает за Иогансеном и увлекает его за собою. Не Иогансен дает мысль купить топор, а Висс. Когда Марко, содрогнувшись перед планом убийства, желает разрушить его, не Иогансена он тогда убеждает и умоляет, а Висса. Висс все время действует: он убивает, он взламывает хранилища, он грабит, он делит награбленное.
Вычеркните из дела Иогансена — оно ни в чем не изменится, а попробуйте вычеркнуть Висса — что останется?
Висс всюду единица — ив семье, и в школе, и в заключении, и в больнице, и здесь, на суде. Всюду, куда его занесет судьба, останется он единицей. Иогансен в сравнении с ним — всюду нуль. Он слуга Висса, он оруженосец его в военное время, казначей — в мирное. По приказу Висса хранит он краденый билет государственной ренты, так же как и ничего не стоящие ломбардные квитанции на заложенные краденые вещи. Только под руководством Висса может действовать Иогансен, и когда он вздумает совершить что-нибудь сам — выходит одна нелепость.
Вспомните, как двадцать восьмого декабря, в то время, когда обдумывался план убийства Щолковой, Иогансен, по собственной инициативе, скрал у нее грошовую муфту. В какое негодование приходит тогда Висс!.. Немедленно же отнимает он у Иогансена эту муфту и возвращает ее Щолковой. Глупая выходка Иогансена чуть не заперла для них двери Щолковой и не расстроила весь план убийства.
В постоянных переездах, превратностях судьбы и столкновениях с людьми закалился характер и приобрел гибкость ум Висса.