На осмотре меня должна была сопровождать ординатор. Я знал, что после проверки нам придется ждать сопровождающего в вестибюле тюрьмы, и в это время я не только рассказал своей ученице о случае Себа, но и подготовил ее к первому визиту в тюремный изолятор. Как постоянный посетитель этого места, я знал, что атмосфера в отделении совершенно непредсказуема; временами здесь стоит жутковатая тишина, но часто в изоляторе меня встречала какофония криков, воплей, воя и ударов, которые нервировали еще больше, потому что источники этих звуков находились вне поля зрения. Единственная возможность для обитателей мрачных одиночных камер пообщаться со своими товарищами по заключению лицом к лицу предоставлялась в небольшие отрезки времени, отведенные для упражнений в индивидуальных зарешеченных коридорах, тянущихся снаружи вдоль половины здания. В остальные часы общение происходит в основном посредством беспорядочных криков через центральное пространство отделения. Иногда это приветствия по случаю прибытия приятеля, а иногда угрозы тем, кто не входит в местную компанию. Кроме того, внимание обитателей изолятора могли привлечь и надзиратели: либо их просили о чем-то, либо им угрожали.
Посетители часто вызывают переполох. Раньше я удивлялся, каким образом заключенные, которые со мной знакомы, определяют, когда я появляюсь в отделении, несмотря на плотно закрытые двери и смотровые оконца. Стоило мне пройти мимо их двери, как они выкрикивали: «Доктор Нейтан, подойдите на минутку, мне нужно с вами поговорить». Позже я понял, что они подглядывают через узкую щель между тяжелой металлической дверью и косяком. Когда о присутствии врача узнавали другие заключенные, они кричали, что больны и им срочно нужно ко мне. Некоторым, вероятно, и впрямь требовалась медицинская помощь. Большинство же страдали в изоляции и жаждали любого общения. Как правило, призывы стихали, как только я двигался дальше, или переходили в мольбы и угрозы, как будто существование других людей напоминало заключенным о собственных желаниях и обидах. В тот день, проходя по отделению, я предупредил ординатора, что она может стать объектом оскорблений со стороны заключенных, презирающих женщин.
Как обычно, наше появление взбудоражило обитателей изолятора. Ординатор держалась рядом со мной, пока мы шли к двум беседующим надзирателям, пост которых находился чуть дальше на широкой центральной площадке. Я увидел, как она вздрогнула от неожиданного стука и пронзительного нецензурного окрика, когда мы проходили мимо двери одной камеры. Надзиратели, которых я уже знал по предыдущим посещениям этого блока, догадались, что я пришел навестить Себа, и провели нас в небольшой кабинет, где мы могли поговорить спокойно, не опасаясь других заключенных.
Как только мы вчетвером втиснулись в эту редко используемую комнату, надзиратели рассказали, насколько их удивило, что Себ не проявляет никакого желания покинуть изолятор. Пока это было невозможно. Но Себу объяснили, какого прогресса он должен был добиться, чтобы его перевели. И тогда он заявил, что перемещать его никуда не следует. Присутствовавший при этом надзиратель почувствовал в его уверенном тоне скрытую угрозу.
Себ находился под строжайшим контролем. Всем обитателям изолятора разрешается выходить из камер по одному, но камеру особо опасных преступников, таких как Себ, должны открывать как минимум три охранника. Эту меру предосторожности ввели после того, как Себ попытался захватить заложника. Меня озадачило, что этот порядок сохраняли так долго, и я спросил почему. Старший по смене объяснил: сначала требования по надзору за Себом ослабили, разрешив ему выходить из камеры, но через сутки появились основания для повторного введения жестких мер, хотя и не из-за агрессии или угроз. Надзиратель открыл дверь камеры, чтобы отвести Себа в душ, и, когда Себ шел по просторному вестибюлю между своей камерой и душевой, он вдруг остановился и пристально посмотрел на надзирателя. Тот твердо приказал Себу идти дальше. Он так и сделал, но, учитывая инцидент в медицинском отделении, после этого странного и необъяснимого поведения ввели дополнительные меры предосторожности, и Себа снова стали выпускать только три надзирателя одновременно. Оценить риск было сложно, поскольку медсестрам и врачу, посещавшим Себа в изоляторе, не удалось его разговорить и что-либо узнать по поводу первого инцидента.