Слуга с удвоенным старанием всмотрелся в развернутый лист.
— Кажется, это запись ханчой. Вот слово наверху я знаю — эти два знака означают имя нашего короля Сэджона. А может, это и кугыль… вот эти значки, кажется, не минские.
— Вы… Мы записываем свои слова… чуждоземными знаками? — изумился старик.
— Конечно, — ответно удивился Гванук. — А как же еще?
— Ну да, конечно, — закивал Ли Чжонму, бессильно вглядываясь в многоруких паучков на бумаге. — Ладно, Нгуен сам вычитает у меня. Надо завести чтуна…
— Чтеца.
— Да, чтеца. Я же старый! Скажу, что глаза стемнели. Не Нгуена, нет… Тот шибкий. Попроще найти надо.
На флагманском мэнсоне старый генерал первым делом подозвал капитана Ри и попросил выделить ему в помощь моряка или воина, сведущего в чтении.
— Конечно, сиятельный! — Ри Чиньъён завелся с полоборота. — Ты можешь весь экипаж у меня забрать!
И так зло посмотрел на Гванука, что тот съежился от страха.
— Зато именно твой человек приступит читать в меня твой доклад о флотоуправлении.
Ри смолк на полуслове. Подумал.
— Я поищу, — хмуро бросил капитан и ушел по своим капитанским делам.
До обеда на мэнсон прибывали посланники командующих, которые отчитывались о составе всех семи корпусов Трех армий Чосона. Они также приносили свои доклады на бумаге. Но Ли Чжонму требовал, чтобы посланники зачитывали числа вслух и по нескольку раз. А когда те уходили — что-то спешно царапал на обратной стороне докладов. Гванук не удержался, гусем вытянул шею и увидел совсем странные, непривычные значки: простенькие, почти детские кружочки, с палочками, хвостиками… Совершенно незнакомые.
Юный О понял, что, конечно же, глаза генерала его не подводили. Ли Чжонму неплохо видел мелкие закорючки, которые сам увязывал в странные нити. Он не узнавал ни одного иероглифа великой империи Мин, однако, знал совсем неведомые знаки.
— 16800, — грустно сказал он своему слуге, когда вышел последний докладчик. — Понимаешь, О. Мне дали для воевания девятнадцать тысяч, а из оных у меня тысячи нет вообще. Больше тысячи — крестьяне без учения и оружия. А прочие… ты видел, О. Защиты в доспехах нет. Опытности? Даже не знаю. Мне нед… семь дней надо лагерь и сбор. Всё понять. Всё проценить. Не чувствую меру сил нас.
Сидя на постели, старый генерал запустил руки в волосы и сидел несколько вдохов, уставившись в пол.
— Может, и хорошо, что нет на Цусиме всего флота вокоу. Такой армией…
Посмотрел на присмиревшего Гванука и вдруг с улыбкой зажмурил на миг левый глаз.
— Ничего, О! Вступим в бой — а там рассмотрение возникнет!
Он решительно встал, огладил волосы и вышел на палубу.
— Ри Чинъён! Приказ: ставить парус, мочить весла! На Цусиму!
— Да, генерал! — радостно закричал с носа капитан. — Шевелись, черепахи! На Цусиму идем!
— И трубите по трубам, чтобы все видели движение!
Капитан широкими шагами подошел к Ли Чжонму и указал на матроса, который с обезьяньей ловкостью взбирался на матчу. На самом верху вынул из-за пазухи большой красный лоскут и привязал его. Тряпицу перечеркивали три жирные белые вертикальные полосы.
— Вот, сиятельный, первый знак! — довольно пробасил Ри Хинъён. — Все увидят, что мы тронулись, услышат трубы и заодно увидят этот флаг. Так они поймут быстрее, что он значит…
Ли Чжонму кивал, улыбаясь.
— Я поначалу хотел просто красную тряпицу повесить, — доверительно пояснил Ри. — Но потом решил, что на фоне моря или неба лучше видно контрастное изображение. И вот полосы.
— Ты — молодец, Ри! Можно пустить веревку от кормы к верхушке. Снизу цепляешь флаг или много их, тянешь веревку — и они вверх!
— Много флагов… — задумался капитан. — Значит, можно сложные команды передавать.
— Видно мне — твой доклад будет интересен, — старый генерал хлопнул Чинъёна по плечу.
А потом был разговор с секретарем Ким Нгуеном. Тот охотно, с улыбочкой зачитал свои данные по числу воинов великой армии Чосона… А затем генерал выдал совсем другие числа — те, что послали ему другие командиры. И даже не глядя в свои странные записи! Всех до последнего воина назвал. Скольких нет, сколько больных, сколько — безоружных крестьян. В каком корпусе двухсот человек не хватало, в каком — трехсот. Самая ужасная ситуация оказалась в отряде Пак Сила из Левой армии: из заявленных двух тысяч он имел всего 1240 вооруженных людей. А лучше всего, у столичного выскочки Хван Сана — 980 из 1000.