«Гениально, — только и подумал Гванук. — Теперь Мацуура не отвертятся».
До вечера старый генерал успел сделать еще одно важное дело: на четвертом уровне замка обнаружили внушительную темницу, где в грязи и дерьме сидели три десятка человек. Ли Чжонму не поленился у каждого выяснить: кто он, откуда, за что попал в яму. Кого-то (большинство) отпускал на свободу, парочку явных преступников велел вернуть обратно, нескольким даже предложил службу. Но один пленник старика заинтересовал особо.
— Смилуйся, господин! Отпусти меня, я смогу тебе достойно заплатить!
— Ты? — искренне изумился Ли Чжонму.
— Я торговец из Хакаты. У моего брата еще немало имущества есть. Он заплатит за меня!
— А скажи мне торговец: знаком ли ты с таким человеком — Хирата Ёсихиса?
— Конечно! Все в Хакате знают его!
— Отлично! Ты пойдешь со мной. Сведешь меня с ним — и получишь свободу. Совершенно бесплатно. Гванук, отмой его и накорми!
…В предрассветных сумерках армия Ли Чжонму нагрузилась добычей и тихо покинула замок Аябэ. Очень многое унести не удалось, но что поделать? Лучше потерять в добыче, чем погибнуть от стрел Мацуура. За день чосонское войско (в котором, правда, уже служила пара сотен ниппонцев) прошло почти весь путь по долине Тикуго и начало подниматься в горы. В укромном месте воины устроили небольшой отдых, а потом взвалили на себя тяжелые мешки и корзины… И пошли обратно!
Вернее, не совсем. Армия Ли Чжонму начала забирать вправо, к западу. В сторону Хакаты. На небо поднялась уже совершенно полная луна и освещала дорогу не намного хуже солнца. Воины ворчали, но Ли Чжонму не ленился объезжать на лошади колонну из конца в конец и подбадривать бойцов:
— Ничего-ничего, мои воины! Зато мы окажемся там, где враг нас совсем не ждет!
Далеко за полночь, когда люди совсем валились от усталости, генерал подозвал к себе тигромедведя.
— Теперь твоя очередь. Бросайте поклажу и всем полком идите к Дадзайфу. Возьми с собой Гото Ариту — он знает дорогу. Осмотритесь — и если есть возможность — возьмите их тепленькими. Из того, что я выяснил, гарнизон там совсем небольшой. Но понапрасну не рискуй.
Чу Угиль кивнул, покосился на своего ниппонского приятеля-соперника и только махнул головой: пошли, мол, покажешь себя.
Головорезы растворились в ночи, а остальное войско все-таки встало на отдых. Почти все тут же повалились спать, но с рассветом армия вновь была поднята и с трудом двинулась дальше на запад.
Замок Дадзайфу стоял на высоком каменистом холме, за мелкой речкой. Гото Арита не соврал — он не производил впечатление неприступного: высокий вал, слишком обширный, чтобы его целиком смог защитить маленький гарнизон. И всё. Никаких разных уровней, узких мостов и извилистых лестниц в скале. Неудивительно, что ворота были распахнуты настежь, а в них стояли довольные Головорезы.
— Вообще, без проблем, — хвастался Угиль своей победой генералу. — За укреплениями плохо следят: вал промыт дождями в нескольких местах. По этим промоинам мы и поднялись. Заметили нас, да поздно. Бои шли уже наверху, за отдельные здания. Стрелять в темноте они почти не могли, так что потерь у меня совсем мало.
Зданий было немало: площадь у Дадзайфу была большая, вся плотно застроенная. Имелись и настоящие дворцы, и казармы, и склады. Темница тоже нашлась.
— Вот здесь мы пока и остановимся.
— Это самый ужасный замок из всех, что ты захватил, генерал, — хмыкнул Арита.
— Это самый лучший замок, самурай-дружище. И вскоре ты в этом убедишься.
Как раз вскоре (не позднее этого же вечера) к Дадзайфу подошла многотысячная толпа. Или войско. Понять трудно: слишком разношерстный брел народ, хотя, и явно вооруженный. Только одна группа — явные самураи со знаменами — внушала некоторое уважение.
— Что у них за знаки, Арита? — спросил Ли Чжонму, стоя на валу.
— Два лепестка абрикоса — это камон клана Отомо, — меланхолично ответил самурай.
Он был спокоен. Полностью готовый к предстоящей битве и неминуемой смерти. Слишком уж большая толпа вышла против них. А укрепления Дадзайфу не выдерживали никакой критики. У всесильных же пу-шек не осталось ни пуна пороха (более 300 граммов — прим. автора).
Правда, пока толпа смущенно стояла в нескольких перелетах стрелы. Дело в том, что везде, где только можно, Ли Чжонму приказал вывесить флаги с наспех намалеванной шестнадцатилепестковой желтой хризантемой — знаком-камоном императорского дома. И жители Хакаты, услышавшие про захват Дадзайфу, теперь гадали: кто же засел в замке?