Знакомство Мин с Кристофом началось в обстановке, которую трудно назвать благоприятной. Как-то Кристоф раздавал на улице листовки, вернее, почти насильно пытался всучить свои бумажки хмурым прохожим, и за этим занятием на него внезапно налетел мальчишка на роликах В то время по Парижу на жутких скоростях носились молодые люди на старомодных роликах, просто привязанных к ботинкам. Некоторые из них отличались завидным мастерством и ухитрялись с поражавшим всякого обычного пешехода проворством взбираться даже вверх по лестнице в метро. Но не все были такими виртуозами. К своему несчастью, Кристоф оказался на пути недостаточно умелого роллера. Не справившись с маневром, он сбил Кристофа с ног с такой силой, что протащил его по мостовой несколько метров, пока тот не распластался на клумбе, а листовки разлетелись по всей площади. Так Мин впервые увидела Кристофа с разбитым в кровь носом, самым жалким образом растянувшегося среди бегоний и прижимавшего к груди остатки своих памфлетов. К тому же начался дождь, и оттого картина стала еще печальнее.
В тот момент Кристоф выглядел уязвимым и очень привлекательным – таким он никогда больше не представал перед ней. Мин кинулась к нему и помогла подняться с клумбы. Она вытерла ему кровь, собрала кое-какие листки, стряхнула грязь с его одежды и отвела его в кафе, где он с жадностью поглотил два батона, омлет, бифштекс и графин красного вина. Мин заплатила по счету.
Тогда она была практически свободна от всяких устремлений. Она жила с дядей и тетей в просторных апартаментах в одном из живописных quartiers[21] Парижа и абсолютно ничего не делала. Из школы она вынесла разве что понимание того, чем бы ей не хотелось заниматься в жизни, хотя, как ни странно, определенное знание тонкостей французского политеса в будущем превратится в одно из ее наиболее полезных приобретений. Мин вполне созрела для того, чтобы обрести цель, и Кристоф подвернулся как раз вовремя.
Мин увлекли его рассуждения об угнетении со стороны высших классов, которого официально во Франции не существует, хотя там, как и повсюду, республиканские устои не всегда стоят на страже справедливости. Вдруг перед ней открылось, что господствующая форма правления обрекает народ на жизнь в нужде и борьбе за хлеб насущный. Она растрогалась до слез, переживая за изнывавших от тяжкого повседневного труда рабочих соляных копей, фермеров, рыбаков, водителей грузовиков и за их семьи. Не имея никакого представления о налогах. Мин пребывала в счастливом неведении о том, что французское государство весьма преуспело в наказании богатых и защите интересов неимущих. Поскольку просвещать ее в этом вопросе было не в интересах Кристофа, он благоразумно обходил молчанием этот общеизвестный факт.
Нельзя не принять во внимание, что к тому же он был очень красив: прекрасно очерченный подбородок, волевые скулы и темные взъерошенные волосы. Его глаза горели страстью, он обладал решимостью и энергией. Но за суровыми манерами Кристоф пытался скрыть, что с Мин он поступил как лукавый соблазнитель, которому не составило особого труда заполучить очередной лакомый кусочек. Ко времени, когда Уильям Гаджет волею судьбы появился в Париже, Мин уже вовсю танцевала под дудочку Кристофа – под мотивы, непривычные для улицы Фобур-Сент-Оноре.[22]
Уиллу в Кристофе многое внушало опасения, в первую очередь его слепая уверенность в правоте своих экстремистских политических взглядов. Кристоф не только сам не ставил их под сомнение, но и другим не позволял высказывать даже предположение о том, что французские трудящиеся не пожелают жить в совершенном троцкистском обществе; он считал, что не сейчас, так со временем им просто придется смириться.
Спорить с ним было бесполезно, поскольку он всегда прикрывался одним из своих заведомо ложных суждений. Уилл вскоре убедился, что при всем красноречии, с каким Кристоф защищал свою правоту, на самом деле его мало заботили рабочие или кто-либо еще. Единственное, до чего ему было дело, – это был он сам.
– Скажи, Кристоф, – спрашивал Уилл, когда они проводили вечера в баре, где работала Мин, и, разумеется, потому там можно было бесплатно выпить, – если разразится революция, как вы поступите с теми, кого устраивает капиталистическая система?
– А, – обычно отвечал Кристоф, – ты никак не можешь понять, что в результате революции у нас будет свободное и справедливо устроенное общество, и тогда все получат права, которыми сейчас пользуется только горстка богатых и привилегированных, тогда уже никто не вспомнит о капиталистической системе, потому что все увидят, какой прекрасной станет жизнь по троцкистской модели.
22
Фобур-Сент-Оноре – улица в Париже, на которой располагаются государственные учреждения, антикварные магазины, художественные галереи и престижные модные магазины.