– Какого черта? – прошептал Мак.
– Марш мыть посуду. Или… – одними губами произнес Джем.
– Нет!
– Ах, Шарлотта, вот и он, сейчас передам трубку. – Мак вскочил и бросился в кухню, откуда послышался шум воды, льющейся из открытого крана. – О, извини, Шарлотта, я думал, что это Мак, но это не он. Вот дурак, и как я только мог ошибиться?… Конечно, я передам ему, что ты звонила… Спасибо. Пока. – Теперь Джем направился к стереосистеме. – Может, я поставлю музыку?
– Стоп! – послышался истошный крик из глубины комнаты. То был Даллас, на время вышедший из наркотического ступора. – Не позволяйте ему!
– А что такого? – спросил Уилл.
– Он замучил нас классической музыкой, – ответил Даллас. – Мы больше не в состоянии переносить ее.
– Вчера, – вмешался Мак, выглянув из-за двери, – нам пришлось слушать, как какой-то финский парень насиловал скрипку. Неудивительно, почему все эти скандинавы не вылезают из депрессии.
– Сибелиус – прекрасный композитор, – надменно произнес Джем. – Без тебя, Уилл, я здесь был словно в культурной пустыне. Мне было так одиноко среди этих обывателей.
– Смотри, Уилл, – предупредил Даллас, – как бы он не затащил тебя в Общество поклонников Филипа Ларкина.[24]
После своего замечания Даллас вновь уткнулся в телевизор.
– Какие у нас планы на вечер? – крикнул Мак из кухни, где он мыл тарелки с помощью стирального порошка «Персия».
– В Правовом обществе сегодня намечается выпивка, – сообщил Джем. – Можем начать там. Если, конечно, Мак обещает никому не показывать голую задницу.
– Так возбудите против меня новый иск, – отозвался Мак. – Флора и Джен дают вечеринку в тогах.
– Интересно, – заметил Джем. – Две соперницы из «Клуба 101» объединились, чтобы заставить Мака снять штаны. К чему бы это?
– Тсс! – произнес Даллас. – Начинается «Обратный отсчет».
Да, до чего же хорошо вернуться назад, размышлял Уилл.
Уиллу не пришлось ждать двадцать пять лет и рождения у Мин пятерых детей, чтобы опять увидеться с ней. Ее отношения с Кристофом прекратились всего через несколько месяцев после отъезда Уилла из Парижа. Сыграло ли его скептическое мнение какую-то роль в этом разрыве, сложно сказать, но известно, что любое участие третьей стороны не способствует укреплению настоящей любви. Заставляя Мин смеяться, просто разговаривая и проводя время с ней, Уилл развеял чары, которые окутывали ее. И любовный сон, до появления Уилла казавшийся ей таким ярким и светлым, вдруг померк подобно почерневшему серебру. Кристоф, поначалу выглядевший таким загадочным, непохожим на всех, кого она до него знала, стал раздражать ее своими понуканиями и приступами мрачного настроения. Образ жизни, напоминавший воплощение романтического идеала, требовал ненужных жертв и утомлял ее. Она пришла к выводу, что и в самом деле одного любовного влечения было недостаточно для счастья.
Однако даже неидеальные отношения требуют повода для логического завершения, и вскоре Мин получила его. Для подобной связи, в развитии которой сошлось воедино так много стереотипов – любовь в Париже, постоянная нужда, противодействие семьи де Бофоров, столкновение юношеской страсти и зрелой искушенности и силы, – такой конец был вполне подходящим. Однажды Мин пришла домой раньше обычного и застала Кристофа за инструктажем еще одного члена партии по самым основополагающим вопросам политической доктрины: К чести Мин, она тут же ушла и пересекла Ла-Манш в поисках человека, которому еще только предстояло ее разочаровать.
Как-то после обеда Уилл вернулся в студенческое общежитие и, как всегда, обнаружил громко включенный телевизор, массу пустых кружек, изобретательно расставленных по всем горизонтальным поверхностям, и компанию известных персонажей в гостиной. Сквозь густо задымленный воздух он различил еще одну знакомую фигурку. На обитом полиэстером коричневом диване калачиком свернулась Мин. Она приехала погостить.
Мин обладала той удивительной способностью, которая порой встречается у людей, никогда не имевших собственного дома: непостижимым образом она умела органично вписываться в жизнь других так, что создавалось впечатление, будто она в этой жизни всегда присутствовала. И это не было продумано заранее, просто ее гибкой индивидуальности было присуще свойство неосознанно приспосабливаться к окружающим. Так что вскоре она до такой степени влилась в обстановку дома на Прайори-роуд, что действительно стала неотъемлемой ее частью, причем лучшей по сравнению с другими ее составляющими.