Он подошёл к столу, достал из тумбочки стакан и кувшин с водой. Немного подумал, вернул стакан на полку, припал к горлышку и стал пить большими глотками. Вода стекала к подбородку, капала на грудь, расплывалась тёмным пятном по френчу.
Штольц вылил остатки на голову, утёр ладонью мокрое лицо. Сел на место, подпёр голову рукой и погрузился в сексуальные мечты.
Через сорок минут, когда форма высохла, а телу и разуму вернулось прежнее состояние, Зигмунд отправился на доклад к Че Гуано.
На улице сгущались сумерки, мятежники разожгли костры и сидели вокруг потрескивающего огня, рассказывая друг другу байки. Стоило Штольцу подойти к местам привала, посторонние разговоры стихали, камрады вскидывали руки и громко кричали: «Но пасаран». Начальнику штаба надоело каждый раз отвечать на приветствие, поэтому остаток пути он прошёл с поднятым кулаком.
На входе в дом главаря повстанцев Зигмунд нос к носу столкнулся с ординарцем.
— Назначено? — привычно спросил тот.
— Нет, но у меня срочное дело, — ответил Штольц.
— У всех срочное, — вестовой сделал вид, что внимательно изучает потолок. — Встань в очередь!
— В какую? Здесь никого нет.
— Неважно! Таков порядок — каждый посетитель должен встать в очередь.
Штольц притопнул ногами на месте.
— Ну, встал, дальше что?
— Ничего. Посетители обязаны находиться за белой линией и не пересекать её до вызова к командиру.
— Какой линией?! — вспылил начштаба. — У тебя от безделья совсем голова с катушек съехала?
— Вы её не видите? — участливо спросил ординарец.
— Не-е-т, — опешил Зигмунд. — Не вижу. Он посмотрел на пол, на всякий случай протёр глаза, вдруг да появится эта загадочная черта.
— Так вот же она, — боец вынул мел из кармана, наклонился и прочертил длинную линию возле ботинок посетителя.
Штольц, обомлев от подобной наглости, на несколько секунд потерял дар речи. Отойдя от шока, сузил глаза и зашипел:
— Я тебя в порошок сотру, с-сука, на фронт к дрифтерам отправлю, там будешь рисовать. Он сжал кулаки, сделал шаг вперёд.
— Ваша очередь, камрад! — взвизгнул ординарец и спрятался за конторку.
— Тебе повезло, что я сильно занят, но я это ещё припомню, — погрозил кулаком начальник штаба и прошёл мимо съёжившегося мятежника.
Че Гуано спал за столом в комнате совещаний, уронив голову на сложенные перед собой руки. Зигмунд подошёл к начальнику, осторожно потряс за плечо.
— Проснитесь, камрад.
Че пробормотал что-то невнятное, несколько раз причмокнул губами и захрапел. Штольц взял графин со стола, набрал в рот воды, прыснул.
— А?! Что?! Не надо! Я всё скажу! Че Гуано вскочил, опрокинув стул, захлопал глазами, озираясь по сторонам. С мокрых волос на лицо стекали капли воды, капали на грудь, на ботинки, на пол.
— Это я, — начальник штаба вернул графин на место и приветливо помахал рукой. — Я пришёл по срочному делу. У нас большие проблемы, камрад.
Наконец до Че Гуано дошло, где он и кто перед ним стоит. Он треснул кулаком по столу, графин подпрыгнул, звонко дзинькнул фигурной крышкой.
— Что ты себе позволяешь?
— Прошу прощения, командир, но дело действительно важное, — сказал Зигмунд и поклонился.
— Опять ты со своими буржуйскими штучками? — Че Гуано поднял стул, сел, облокотился о стол. Поморщился: на самодельной столешнице повсюду блестели капли воды. Штольц достал из кармана платок. Комфронтом выхватил его из рук, промокнул влагу и вернул мокрую тряпку обратно. — Ну что там стряслось? Он скользнул ладонью по столу, проверяя везде ли вытер, по-школьному сложил перед собой руки.
— Эскадрилья почти полностью разбита, у нас осталось всего шесть кораблей.
— Что ж, на войне такое случается, — глубокомысленно изрёк начальник лагеря, достал из кармана сигару в прозрачной упаковке, цепкими пальцами сорвал шуршащую обёртку, скомкал и бросил на пол. Туда же отправился откушенный кончик сигары.
Штольц чиркнул колёсиком зажигалки, долго водил рыжим огоньком перед сигарой. Че несколько раз пыхнул, благодарно кивнул, выпустил в потолок аккуратные кольца дыма.
— Зато у нас есть дредноут, да и караван подошёл.
— Нет у нас каравана и нет дредноута, эскадрильи тоже нет, — сказал начальник штаба, пряча зажигалку в карман.
— Как нет? — главарь мятежников поперхнулся дымом и закашлялся. — Хочешь сказать: мы просра… потеряли наш флот просто так?
— Да, — кивнул Штольц.
— А почему? — бестолково спросил Че Гуано, бросил на пол недокуренную сигару, придавил каблуком.
— Судя по всему, имела место грамотно проведённая операция по лишению нас ударных сил. Дредноут был не один, его прикрывала группа виверов.
— Ну-у? — недобро сощурил глаза командующий. Зигмунд почувствовал, как от шеи по спине пробежало стадо мурашек, добралось до копчика и бросилось обратно. — И что из этого следует?
— Не знаю.
— Из этого следует, что ты лишил нас флота. А знаешь почему? Потому что я поверил тебе и отправил эскадрилью прямиком в расставленную ловушку. Значит, ты и есть та самая гидра контрреволюции, о которой говорит великий команданте Фидель. По законам военного времени ты приговариваешься к расстрелу! Приговор привести в исполнение немедленно!
В руке Че Гуано оказался короткоствольный пистолет. Чёрный глазок дула уставился в переносицу начальника штаба, палец на спусковом крючке напрягся, тонкая скоба дрогнула, слегка подалась, рубчатая головка бойка шевельнулась.
— Я не виноват! — заверещал Штольц, упал на колени и пополз к ногам командира. — Это его затея! — он принялся покрывать поцелуями носок ботинка, постоянно повторяя о своей невиновности.
— О ком ты говоришь? — спросил Че и поменял ногу.
— О Кунце… чмок-чмок! Это он предложил купить дредноут… чмок! А часть денег пообещал мне. Чмок-чмок-чмок!
— А ты что?
— Сразу отказался, — не моргнув глазом, солгал начальник штаба и снова поцеловал ботинок.
— А почему мне об этом не доложил?
— Ждал, повторного предложения, хотел сдать его с поличным.
Че Гуано жестом велел подняться, ботинки и так уже блестели, словно их только что натёрли воском.
— Молодец. Немедленно арестуй и допроси мерзавца.
— Я недавно посадил его в карцер, — прищёлкнул каблуками Штольц и вытянулся по стойке смирно.
— Вот это правильно, по-нашему, по-пролетарски! Выбей из него правду, я хочу знать всё до мельчайших подробностей.
Начальник штаба поклонился и бегом бросился к двери.
— Постой! — донеслось ему в спину. Он обернулся, увидел чёрный зрачок пистолета. — До меня дошли кое-какие слухи. Говорят, ты спишь с Либби?
Зигмунд почувствовал, как сжались внутренности. Внутри всё похолодело, а мочевой пузырь напрягся так, что в любой момент мог случиться конфуз. К счастью, Штольц вовремя вспомнил о гипертрофированной ревности Че. Тот подозревал каждого мужчину в лагере и при случае устраивал подобные проверки, наверное, надеялся отбить желание у потенциальных искателей приключений, а может, ему доставлял удовольствие напуганный вид камрадов.
— Никак нет. Кто я и кто Либби? — спокойно ответил Зигмунд.
— Правильно! — заметил командующий, пряча оружие в кобуру. — Но смотри у меня, узнаю — хозяйство под корень оборву. Понял?
Зигмунд кивнул и показал на дверь.
— Так я это…
— Иди! — махнул рукой Че.
45
Выйдя от командира, Штольц сразу отправился к местной тюрьме, но сам того не ожидая очутился у домика Либби. Первой мыслью было заглянуть к ней, но промелькнувшее в памяти лицо Че Гуано с каким он обещал лишить достоинства, начисто отбило желание.
Зигмунд поглубже натянул кепи, сунул руки в карманы и двинулся в сторону карцера. Сложенное из брёвен строение больше напоминало амбар, нежели тюрьму. О том, что это место предназначалось для заключённых, говорили радиаторные решётки от старых автомобилей, прибитые снаружи к узким окнам. Длинные гвозди с мизинец толщиной не до конца вошли в древесину, покрытые ржавчиной загнутые концы применялись охранниками в качестве крючков для верхней одежды и личного оружия. Вот и сейчас на одном из гвоздей висел автомат стволом вниз, а рядом с ним охранник боком подпирал почерневшую от времени стену, насвистывая мотив популярной песенки.