Не хотел. Не мог. Трусил, наблюдая отчаяние на лице всегда всё контролирующего Криса, и как всего одна фраза стирает с него все краски.
Адово пекло! Как можно захотеть через это пройти? Как можно заставить кого-либо пережить это из-за тебя?! Как люди с этим справляются, и почему он думает, что ему это под силу?!
Может, потому что до этого он никого не любил?
Может, поэтому он никого не любил?
Может, он вообще не способен на чувства, а тот счастливый коктейль, что гуляет по его крови, всего лишь суррогат, которым он постепенно отравит и Элли, и их мальчика.
Ник отчаянно стискивал руки в кулаки, чтобы не набрать её номер и не выплеснуть эмоциональный яд, который, вполне возможно, сможет похоронить то хорошее, что едва между ними зародилось. Он страстно мечтал увидеть Элис и страшно боялся, что в таком состоянии может сделать или наговорить что-нибудь, что навсегда её от него оттолкнёт.
Находясь в эмоциональном раздрае, Ник не сразу понял, что Мэтт что-то ему говорит.
— Тейлор остаётся. Крису сейчас не до этого, а он, как его адвокат проследит, чтобы все формальности были соблюдены. Тебя подвезти домой?
— Не надо. Вызову такси.
— Твой багаж в моей машине.
— Заберу как-нибудь. Передавай привет Мэри.
— Спасибо.
— Мэтт! — Ник окликнул его, понимая, что не может просто отпустить друга, не задав волнующий вопрос. — Как ты с этим справляешься?
— Хреново, брат. Этого не должно было случиться.
— Нет, как ты с этим справляешься? С мыслью, что когда-нибудь тоже через это пройдёшь?
Мэтт до этого стоявший вполоборота, повернулся, и впервые за день Ник увидел его глаза. В них был тот же страх, что терзал его. Каждый из них представлял себя на месте Криса, и каждый понимал, что сил пережить подобную потерю у него не будет.
— Не буду говорить, что не думал об этом, что не представлял… — Голос Мэтта сорвался, и прежде чем продолжить, он несколько раз прочистил горло. — Эгоистично это, знаю, но я чёртов счастливец, что могу сейчас пойти домой и обнять свою Мэри. Каждый день буду обнимать её, Ник, и постараюсь не думать, что он может оказаться последним.
— Так и рехнуться можно.
— Можно, — согласился Мэтт. — Если думать об этом. Но я не стану. И буду молиться, чтобы когда-нибудь через много лет бог смилостивился и забрал меня раньше.
— Тогда через всё это придётся пройти Мэри.
— Надеюсь, что к тому моменту я оставлю ей много причин, чтобы жить дальше. Дети, внуки, правнуки. — Губы Ника скривились в некоем подобии улыбки. — Они сильнее нас, Ник. Намного сильнее. И, в отличие от нас, не такие трусливые.
Он ещё долго сидел у главного входа в больницу, куря сигарету за сигаретой. Видел, как уехал Тейлор. Как ближе в полуночи в сопровождении родных вышел Крис. Отец поддерживал его за плечи и выглядел при этом жалким стариком.
Неожиданно Ник вспомнил, как противился Олаф Престон женитьбе сына на темнокожей девушке из бедного квартала. Как настойчив был Крис, борясь за Тэмми, потому что та была уверена, что их связь ничего хорошего не принесёт. Пятнадцать лет она отказывалась выходить за него замуж, и чуть больше полгода назад именно отец Криса был тем, кто вёл Тэмзин к алтарю. И теперь этот старик выглядит таким же убитым горем, как и его сын.
Скорбный кортеж из нескольких черных автомобилей покинул больничную парковку, а Ник всё ещё думал над словами Мэтта.
«Они сильнее нас».
Конечно, сильнее. Выносливее, жилистее. Тянут дом, детей, работу. Их, мужиков, тянут — рассматривают самое лучшее, цепляются за это и тянут. Иногда устают, уходят, живут один на один с собой, никогда при этом не бывая в одиночестве. Потому что дом, дети, работа — всё это та жизнь, которой не раскидываются.
Вот и его Элис из таких. Супергерой вселенной «Мстителей». Железный человек. Он — Дровосек, а она — Человек. Тони Старк в юбке, у которого, как все теперь знают, «тоже есть сердце».
А ещё свой атлас шрамов. И, насколько ему кажется, он хорошо ориентируется в его контурах. Как бы сейчас не выйти за грань, обидев её недоверием.
Сначала Ник назвал таксисту адрес Элис, но с полдороги передумал. Глубокая ночь — не самое лучшее время для визитов, а тем более, для скорбных новостей. Завтра он обязательно всё ей расскажет и попросит прощения за своё малодушие. Надо будет — вымолит. На колени встанет перед Элли и сыном, и признается, что на мгновение ради собственного же спокойствия позволил себе от них отказаться.