Гермес сказал, что чувствует нарастающие нагрузки, заканчивающиеся перегревом и принудительной перезагрузкой системы. А затем цикл повторяется вновь. Это было уже кое-что.
Савелий оживился, подскочил на ноги и стал кругами ходить вокруг затихшего спортсмена, обдумывая полученную информацию.
Вероятно, стоило разорвать этот порочный круг внутри головы спортсмена, затем очистить кэш с непонятно откуда подтянутой информации о личности некого Джека, древнего человека, чье ДНК когда-то использовалось как базовый элемент при создании Гермеса. Тогда все встанет на свои места.
Настроение у Савелия резко улучшилось. Он даже стал подпрыгивать на месте и хлопать в ладоши от радостного возбуждения. Он уже точно знал, что нужно делать. Дело было совсем простое, стоило только вернутся в физтело и совершить нужные манипуляции с троном спортсмена. Еще какое-то время займет поиск аномалии, что явилась причиной всей этой ситуации, и написание отчета для начальства. И тогда в конце рабочего сезона Савелий мог смело рассчитывать на премию.
Старший системный администратор подумал, что пора возвращаться, но напоследок решил запечатлеть в памяти олимпийского спортсмена. Ему удалось побывать рядом с ним в момент сбоя его рабочих алгоритмов. К сожалению, из-за того, что этими впечатлениями нельзя было поделиться в метареальности, всякая их ценность падала практически до нулевого значения. Осознав это, Савелий более не испытывал ничего кроме холодного рабочего равнодушия. Всё оттого, что уникальностью момента невозможно было похвастать в мире людей. Ценность любой вещи в метареальности определялась исключительно охватом аудитории. Значимость контента становилась тем больше, чем большее количество профилей пропустили его через фильтры своих душ. Чем интенсивнее и дольше оставался цифровой шум в пространстве после дегустации контента, тем ценнее и уникальнее он становился. При этом совершенно не имело значения – положительный шум или отрицательный вызывал после себя контент. Далеко не важно, насколько одобрительными или хулительными будут отзывы, насколько мерзким или прекрасным, добрым или злым, поучительным или безнравственным будет наполнение контента. Все эти понятия давно потеряли былое значение в цифровой реальности. Единственно важным оставался только шум. Идеальным шедевром считалось лишь то, что производит невероятный всепоглощающий виртуальный грохот, который раздается эхом из каждого чата, из каждого мессенджера, с каждого билборда. Идеальный контент должен был заглушать всё вокруг, чтобы ничего иного нельзя было ни различить, ни опознать. И тогда вся метареальность превращалась лишь в бесконечные отголоски и отсылки к великолепному контенту и его уважаемому криэйтору. Но такой перфоманс был по силам лишь избранным, навроде благословенного говноеда Себастьяна и равных ему.
Именно поэтому Савелий так резко изменил свое отношение к происходящему. Его собственное нахождение в гиперпространстве спорт-селебрити из потенциально эмейзинг адвенчуры тут же превратилась в постные рабочие будни.
Савелий разочарованно и с нескрываемой досадой бросил прощальный взгляд на до сих пор бездвижно сидящего на земле спортсмена. Древний человек по имени Джон никаким образом не впечатлил сисадмина. Во-первых, он почти ничего не понял из того, что тот наговорил. Почему Джон считает, что ад – это нечто плохое? Сейчас каникулы в допреальности ада могли позволить себе не менее чем средней руки инфлюенсеры. Испытать инфернальные страдания считалось утонченным и высокоинтеллектуальным опытом. Такие нарративы рассчитывались в основном на богатых эстетов и потомственных стримеров ретро-хоррор контента. И при чем тут его жена, которая находилась, по его словам, в куда менее престижном раю? Какая именно жена? Даже у почти асексуального и принявшего обет целомудрия Савелия за последние игровые сезоны было не меньше десяти мужей и жен, два шугардэдди и с полдюжины секс-рабов и анальных господинов. Во-вторых, Савелию совершенно чуждым казался контекст рефлексии древнего человека по поводу искупления грехов, вечных переживаний и жажды сладостного забвения. И уж совсем неприемлемым казалось жалоба на участь спортсмена. Быть олимпийским спортсменом в метареальности значило, что каждый твой инфовысер обязательно будет востребован и услышан. А быть услышанным в многомиллиардном обществе, в первую очередь, значило быть – существовать в действительности. Если тебя слушают, лайкают или дизлайкают – значит ты существуешь, значит ты являешься кем-то настоящим. До этого момента ты просто статистическая единица, безликая цифра на графиках мониторинг-ботов. Бесплотный зритель чужих настоящих жизней, которые проживают более успешные трейдеры цифрового контента. Не имело значения даже то, что биологический спортсмен, заточённый в капсулу трона, не живет никакой другой жизнью, кроме как тренировками и соревнованиями. Зато у него есть цифровой аватар, оживший совместными усилиями сотен маркетологов и проживающий красивую и беспечную жизнь. Это и было счастье для большинства граждан метареальности. Они не могли представить себе более лучшую долю, и те, у кого были хоть какие-то амбиции стремились именно к этому. Ведь это была самая главная и самая старинная игра человечества – игра в царя горы.