Лиза даже застонала от досады. Ну почему, ну почему ей открылось так мало?! Почему таким кратковременным было действие таинственного напитка? Не потому ли, что она мало выпила?
Лиза перевернула флакон, но из него не вылилось ни капли. Она в отчаянии огляделась и увидела в темном, застекленном шкафу еще один хрустальный сосуд, точь-в-точь такой, какой Джузеппе подал ей. Она радостно схватила его, вырвала пробку и одним глотком осушила.
Напиток был совсем другой, Лиза поняла тотчас. Ни следа мяты, ни следа горечи, похож на глоток ароматного дыма. Тем не менее она вцепилась в подлокотники кресла и снова уставилась в зыбкую стеклянную муть, но так ничего и не дождалась. Зелье не подействовало.
Колыхнулись занавеси, вошел Джузеппе. Сочувственно поглядел на смятенное Лизино лицо, кивнул успокаивающе; глаза его скользнули по столу, где валялись два пустых флакона.
Джузеппе вдруг так побледнел, что у Лизы захолонуло сердце: что, если она из любопытства да глупости проглотила какой-нибудь страшный яд?! И, словно нарочно усугубляя ее тревогу, Беппо чуть слышно пробормотал:
– Да, нельзя играть безнаказанно с демонами и феями. Из мира духов нельзя уйти так легко, как хотелось бы.
Лиза уж вовсе обмерла, но тут Джузеппе поднял на нее взор; и у нее отлегло от сердца: в его глазах появилась прежняя бархатная усмешка и как бы уважительное удивление.
– Зачем ты выпила это, Луидзина?
– Мое видение минуло так быстро, я хотела продлить его… А что это было за зелье?
Джузеппе чуть отвернулся, пытаясь скрыть улыбку.
– Ничего страшного, Луидзина, уверяю тебя. Ты напоминаешь мне тех фессалийских волшебниц, которые душу отдавали за видение… Зелье сие вовсе безвредно. Может статься, ты даже не заметишь его воздействия. А ежели все-таки заметишь, мы поговорим с тобою об этом позднее.
– Когда же? – надулась Лиза.
– Потом, когда увидимся в Санкт-Петербурге.
– Ты опять за свое?!
– Ну да, в Санкт-Петербурге, в тысяча семьсот семьдесят девятом или в тысяча семьсот восьмидесятом году. Тебе будет тридцать девять или сорок лет, и только тогда ты сумеешь по достоинству оценить последствия своей нынешней неосторожности. А теперь собирайся, Луидзина. Уже давно за полдень, и мне хочется еще погулять с тобою сегодня.
– Погулять? Но тебе как будто не нравилось мое платье? – Лиза мстительно передернула плечами, не трогаясь с места, а Беппо вынул из шкафа что-то шелестящее, шумящее, шелково-душистое.
– Это тебе. Одевайся поскорее, да пойдем. – Насмешливо добавил, выходя: – Если не сможешь сама затянуть корсет, кликни меня. Я охотно помогу.
Боже, о боже, какое это было платье! Голубое, сверкающее, с роскошным декольте и жемчужно-серыми кружевами на плечах, и атласными лентами, и вставками из тусклого серо-голубого шелка! Еще Лиза надела такие же шелковые туфельки, украшенные кружевными бантами, распустила волосы; и, когда глаза Беппо вдруг затуманились от восхищения, она почувствовала себя совершенно счастливой.
Они вышли из лавки не в ту тесную улочку, где, наверное, еще ловила незадачливых страдальцев благословенная консолатриче, а спустились по лестнице в небольшой садик, где вьющиеся розы взбирались по высоким и тонким кипарисам и сосенкам, соединяя их над полянкою вечнозеленым сквозным куполом. И в зеленовато-прозрачном сиянии волшебного дня Лиза долго взлетала на качелях-досочке, уложенных на две прочные веревки, и юбки ее, столь легкие, будто воздушные, пенились и колыхались, заслоняя от нее и зеленоватые блики солнца, и мраморных купидонов, кои подглядывали из зарослей, и Джузеппе, стоящего внизу и смотревшего на нее со странным выражением восторга и муки в темных, бархатных глазах; его тонкое лицо то вспыхивало улыбкою, когда их с Лизою взоры встречались; то искажалось гримасою мгновенного желания, когда высоко-высоко, почти под кронами сосен, вздувались, разлетались серые и голубые шелка, обнажая белизну стройных, сильных ног, с которых вдруг слетели туфельки…
Он поочередно поцеловал эти шелковые туфельки и почтительно помог Лизе вновь обуться. Она улыбнулась ему в ответ, тая в улыбке досаду, потому что хотела, чтобы он поцеловал ее. Но нипочем нельзя было ему этого показать. И не было в тот день в Риме девушки веселее, чем Лиза, когда они с Джузеппе вышли из зеленовато-сумеречного, будто дно морское, садика на маленькую площадь, где уже готовил свое представление бродячий кукольный театр.