— Не знаю, не знаю, — протянул Робсон, — стоит ли их сейчас провоцировать!
— Нет, одно дело массированная ракетная атака, — возразил Алекс, — тут и инопланетному ежу понятно, что пора сворачиваться клубочком. Ну а почему маленький звездолётик обязательно должен быть воспринят, как провокация? Может мы просто в гости прилетели, чайку там попить, за жизнь побеседовать…
— Короче, решено! — сказал Литвинов. — Я немедленно ставлю этот вопрос на голосование членами Совета Безопасности. Алекс, будьте готовы в любой момент отбыть на крейсер. Робсон, ваша задача пока прежняя: стопроцентный контроль воздушного пространства и усиленный вариант несения службы подразделениями быстрого развёртывания. Все свободны!
Земцов и Робсон покидали кабинет шефа Космической Безопасности с совершенно разными чувствами. Если Робсон был крайне озабочен, можно сказать, подавлен собственным бессилием, то Земцов напротив — переполнен энергией и уверенностью в том, что его звёздный час настал…
15
Словно дикая жара, способная превратить тело в безжизненную мумию, на душу Ника обрушилась смертельная тоска. Только сейчас он понял, какую огромную моральную поддержку, сама того не ведая, оказывала ему Кэт. Хотя, может быть, её присутствие лишь отвлекало его от мыслей о том удручающем положении, в котором он беспомощно завис, боясь пошевелиться. Возникла навязчивая идея — немедленно сдаться властям, но тут же была отметена обострившимся инстинктом самосохранения.
Ник с трудом отлепился от стены и перевел взгляд с двери, за которой исчезла Кэт, на своё отражение в зеркале. Убедившись в том, что его внешняя оболочка имеет ещё вполне презентабельный вид, чего нельзя было сказать о внутреннем содержании, он отправился в свою комнату. По-хорошему, прежде чем завалиться спать, следовало бы прибрать в гостиной остатки неудавшегося романтического ужина, дабы к утру они не превратились в нечто малоаппетитное. На секунду замешкавшись, Ник решил, что до утра с продуктами ничего не случится, зато не нужно будет накрывать себе завтрак. Конечно, если бы он знал, что ему уже не суждено позавтракать в этом доме, да и Кэт в ближайшие месяцы не сможет убрать стремительно протухающие деликатесы, то прислушался бы к голосу разума. Но сейчас Нику больше всего хотелось забыться. Пусть даже это забытьё вновь принесёт кошмары, к которым он, в общем-то, уже успел привыкнуть. Только понять бы, чем же он, Ник Даллас, отличается от других добропорядочных граждан. За что его пытаются то убить, то вывернуть наизнанку, мотивируя это самыми что ни на есть благородными целями.
В отведённой ему комнате хозяйничал полумрак. Солнце только что село, но пробивающиеся из-за горизонта лучи рисовали на затянутом облаками холсте неба причудливые картины, понятные только влюблённым и шизофреникам. Что красноречиво подтверждает некоторое сходство этих состояний человеческой психики.
Нику привиделось стадо коров, понуро бредущее за горизонт, зная, что там их ждет верная гибель. Да уж, подумал он, либо я влюбился, либо одно из двух… Вот так и люди всю жизнь рыскают по тропинкам, ведущим ко всем известному концу, пытаясь убедить себя в том, что уж с ними-то этого никогда не случится.
Даллас подошел к окну, задёрнул шторы, затем скинул с себя верхнюю одежду и юркнул в мягкую, приятно пахнущую постель, стараясь больше ни о чём не думать.
Как ни странно, сон пришёл быстро, а вместе с ним из подсознания полезли картины, совершенно не свойственные обычному человеку. Но как выяснилось, Ник им никогда и не был. Теперь он осознавал это даже во сне. Ночные видения уже не воспринимались им как кошмары. Наоборот, он стремился понять и запомнить как можно больше, вероятно догадываясь, что от этого, каким-то непостижимым образом, зависит не только его жизнь, но и жизнь многих других людей. Смерть Фрэнка была тому жутким подтверждением. Воспоминание о Фрэнке, даже во сне, отразилось в душе Ника тупой саднящей болью безысходности. Поэтому когда улыбающийся, как всегда беспечный Фрэнк вдруг заговорил с ним, Ник нисколько не удивился…
— Привет! — сказал Фрэнк. Он сидел на какой-то ржавой бочке. Вокруг него опасно возвышались горы металлического хлама, при более внимательном рассмотрении распадающиеся на мятые искорёженные корпуса автомобилей.
Место показалось Нику знакомым.
— Привет, — ответил он, — где это ты?
— А, — Фрэнк беспечно махнул рукой, — не обращай внимания, наслоения, помехи, да и несущественно это…
— А что существенно? — поинтересовался Ник.
Фрэнк загадочно улыбнулся.
— Всегда поражался твоей выдержке, — сказал он. — Надеюсь, она не оставит тебя и на этот раз…
Нику было одновременно и радостно и страшно видеть улыбающегося друга. Он понимал, что бредит, но проснуться не мог.
— Хорошо, — сказал Фрэнк, — я вижу, ты немного свыкся с моим присутствием, и мы может перейти к главному.
— Главным для человека, как и для любого другого животного, всегда являлась его собственная жизнь, — сказал Ник. — Ты хочешь поговорить со мной о жизни?
Фрэнк несколько секунд не реагировал на его реплику, словно их разделяли такие огромные расстояния, что даже мысли требовалось некоторое время на то, чтобы пробиться к сознанию собеседника.
— Жизнь важна, — согласился Фрэнк. — Но она бывает разной. Настолько разной, что ты даже не можешь себе представить. У меня очень мало времени, чтобы вступать с тобой в дискуссию по этому поводу, да это и не к чему. Постарайся понять, запомнить, а главное поверить в то, что я тебе сейчас скажу. От этого зависит твоя жизнь, да и моя тоже…
— Так ты жив! — вырвалось у Ника.
— Нет, в твоём понимании жизни я больше не существую, но это не значит, что меня нет вообще. Вселенная бесконечна, а следовательно, бесконечны её ресурсы и возможности, формы бытия и виды энергии, концепции добра и зла наконец! Ты способен осознать это?
— К чему ты клонишь? — насторожился Ник.
— Я только пытаюсь подготовить тебя к новому знанию. Знанию, которое перевернёт твою дальнейшую жизнь, но иначе нельзя…
— Почему? Я против! — возмутился Ник. — Зачем мне «перевёрнутая жизнь»!
Фрэнк энергично мотнул головой.
— Вы, люди, удивительно тупые создания! — злобно сказал он. — Хотя в этом есть и моя доля вины…
Фрэнк осклабился. Нику стало жутко. Нет, при жизни его друг никогда так не улыбался. Однако смерть не пошла ему на пользу, подумал Ник.
Тем временем на лице Фрэнка вновь появилось добродушное выражение.
— Ник, я понимаю твой сарказм, ты считаешь меня порождением своего напуганного, загнанного в угол воображения, но поверь мне, это совсем не так. Я для тебя не менее реален, чем те люди, которые через минуту войдут в твою спальню.
Ник встрепенулся, заворочался, попытался отогнать навязчивое видение, но Фрэнк держал его сознание воистину мёртвой хваткой. Картинка на миг затуманилась, помутнела, но тут же проступила с новой, пугающей чёткостью. Вернее чёткой осталась только фигура Фрэнка, окружающее пространство было размыто и, как показалось Нику, постоянно трансформировалось. Теперь Фрэнк стоял неестественно подавшись всем корпусом вперед. Согласно закону тяготения он давно должен был приложиться «мордой об асфальт». Вместо этого Фрэнк снова заговорил:
— Итак, слушай меня внимательно, слушай и запоминай! Вы уже знаете, что люди не одиноки во Вселенной, но пока ещё не поняли, что отнюдь не являетесь венцом творения. Ваши возможности восприятия окружающего мира весьма ограничены, и даже создаваемые вами приборы не в состоянии значительно их расширить, поскольку представляют информацию в понятном для человека виде. Но есть вещи, совершенно недоступные человеческому разуму. Поэтому даже не пытайся представить себе то, о чём ты сейчас узнаешь. Прими это как догму, как аксиому, абсолютно не нуждающуюся в каких-либо доказательствах…