Пертинакс устало сел на трон в нише базилики и стал ждать гостью.
Марция вошла решительным шагом, развязывая тесемки плаща с мехом и скидывая назад капюшон.
– Мой император! – воскликнула она, и ее нежный голос болью отозвался в сердце Пертинакса.
Марция подошла к трону и низко поклонилась. Под наполовину снятым плащом Пертинакс увидел полные груди девушки, туго выпирающие из-под нескольких надетых друг на друга туник.
– Рад тебя видеть, Марция! – отозвался Пертинакс, но лицо его по-прежнему выражало усталость.
– Я очень замерзла, сегодня так холодно! – произнесла девушка, с надеждой глядя на императора своими большими голубыми глазами.
– Не стоило выходить из дома, Марция. Ради чего ты решила морозить свои красивые ножки?
– Чтобы увидеть тебя, август!
– Мы виделись четыре дня назад, и если ты пришла напомнить мне о прошлом разговоре, то не стоило.
– Но мы его не закончили! – возразила Марция, поеживаясь.
Пертинакс сошел с трона и укутал Марцию в ее плащ. Он подхватил ее на руки и усадил на трон.
– Здесь ветер не дует по ногам, – сказал он. – Подогни их под себя – и сразу согреешься.
Марция очаровательно улыбнулась.
– Я думала, ты позовешь меня в триклиний или перистиль, август. Во внутренних покоях дворца всегда жарко натоплено. Но мне и здесь хорошо! Я прямо как императрица.
Пертинакс улыбнулся в ответ, но улыбка получилась вымученной.
– Это все, что я могу для тебя сделать, Марция, – промолвил Пертинакс, стараясь не глядеть в манящее сладострастием лицо девушки, опять нарочно распахнувшей плащ, чтобы император видел ее томно колышущиеся при дыхании груди.
– Ты странный, Публий… – произнесла она, гладя рукой бороду императора.
– Я твой август, Марция, Публием называет меня моя жена. Тебе следует быть почтительней.
Марция резко отдернула руку, словно укололась.
– Возвращайся на Вектилианскую виллу, если ты мне понадобишься, я обязательно дам тебе знать.
– А я не хочу туда возвращаться! – воскликнула Марция. – Мне все время кажется, что я вижу там Коммода, и не его труп, а живого, ухмыляющегося, задумавшего меня убить!
– Это твоя фантазия. Ты еще под впечатлением последних декабрьских дней. Но ведь его уже нет. Ничто и никто не угрожает тебе. Если хочешь, я дам тебе дополнительную охрану. Пусть преторианцы всюду следуют за тобой.
– Нет уж, спасибо, август. Такое сопровождение еще сильнее будет напоминать мне о Коммоде.
– Тогда я просто не знаю, чем тебе помочь.
– Твой управляющий дворцом Эклект вчера сделал мне предложение выйти за него замуж.
Стрела была пущена ловко – неожиданно, с близкого расстояния и точно поразила бы цель, если бы император не надел непробиваемый панцирь невозмутимости.
– Эклект не теряет времени даром. Ты согласилась? Его можно поздравить?
– Я обещала подумать! – с надеждой глядя на Пертинакса, произнесла Марция, и голос ее задрожал.
– Зачем думать? Соглашайся. Я устал от притворств, Марция. Пока на этом троне сидел Коммод я только и делал, что врал и изворачивался. Но теперь я могу жить так, как следует. Я стар. Мне шестьдесят шесть лет. Я многое видел и разбираюсь в жизни. Не надо изображать влюбленность, Марция. Возможно, будь я другим человеком, я пошел бы тебе навстречу, но я таков, какой есть. Старика можно любить только за его богатство или власть, и никак иначе. Я знаю тебя, знаю, что тебе надо, и меня не обманешь. Мы сделали друг для друга все, что могли. Ты избавилась от Коммода, и его смерть дала возможность всем нам жить дальше. Я, ты, Эклект, Эмилий Лет связаны навсегда, но только смертью Коммода, более ничем. Надеюсь, мы не вернемся к подобным разговорам. Если ты хочешь жить здесь, во дворце, а я вижу, ты именно этого хочешь, потому что к другому и не привыкла, тогда принимай предложение Эклекта. Возможно, постель дворцового управляющего не такая притягательная, как императорская, зато ты в ней будешь спать живой и невредимой. Ведь именно это самая простая причина – остаться в живых, и подвигла нас на переворот, а уже потом интересы римского народа.
Марция опустила ноги с трона и задержалась немного на нем, как бы стараясь запомнить этот момент. Больше не глядя на императора, она закуталась в плащ и лишь прошептав: «Прощай, август!», медленно, с достоинством сошла с трона и прошествовала к выходу, не как человек, потерпевший поражение, а словно победитель, гордо подняв голову, устремляя взгляд через строй колонн базилики в будущее.