Кестрос моргнул. Катафалк внимательно наблюдал за ним. Он думал, что сказать. Это выглядело, как выговор, как наказание, но если это и так, то он не знал в чём виноват. Он не любил недосказанности, им не было места в легионе. Они – воины, а не придворные. Кестрос почувствовал, как раздражение растёт в крови, и заставил себя успокоиться.
– Как прикажете, капитан, – сказал он, тщательно подбирая слова.
– Это не его приказ, сержант, – раздался звучный голос, и воин вошёл в дверь за спиной Катафалка. Воин был облачён в лакированный доспех и с его плеч свисал чёрный плащ, отороченный белым мехом. Поршни и кабели мерцали между пластинами брони, прикрывавшими правую руку и ногу воина. На поясе висела булава из чёрного камня, и он смотрел на Кестроса тёмными глазами над седой бородой. Каждое его движение излучало спокойствие и контроль.
Кестрос моргнул и опустился на колено, прижав кулак к груди в приветствии.
– Достопочтенный магистр Архам, – произнёс он, стараясь, чтобы голос не выдал путаницу в мыслях. Среди воинов легиона было много снискавших великую честь: лорд Сигизмунд, Япетус, сенешаль Ранн, но Архам был одним из Первых. Одним из двадцати воинов, которые вступили в легион сразу после воссоединения примарха с Императором. После смерти магистра флота Йоннада в начале войны, Архам стал последним из этого братства. Он служил больше полутора веков. Он стоял рядом с Рогалом Дорном во время величайших побед легиона в Великом крестовом походе. Никто не мог смотреть в лицо такому воину, не получив разрешения.
Архам остановился рядом с Катафалком и кивнул капитану. – Он справится?
– Он – лучший из моих. Немного упрямый, но вы привыкнете к этому. – Краем глаза Кестрос видел, что капитан улыбнулся, движение столь же мимолётное, как вспышка молнии. Сержант снова моргнул.
– Со временем взрослеешь и становишься терпимым ко всему, – сказал Архам, его голос звучал ровно и сухо, и хотя Кестрос не был уверен, ему показалось, что Катафалк снова улыбнулся. – Прими мою благодарность, – продолжил Архам. – Надеюсь, он послужит мне не хуже, чем ты.
Впервые за все годы службы Кестрос услышал, как Катафалк рассмеялся.
– Надеюсь, он послужит вам лучше. – Катафалк коротко кивнул Архаму и посмотрел на Кестроса. – Принеси нам честь, как требует от тебя долг, – сказал он.
Кестрос опустил голову ещё ниже, но Катафалк уже отвернулся и вышел.
– Встань, сержант, – сказал Архам и Кестрос подчинился. Архам посмотрел ему в глаза. – Дело не в пятне на твоей чести или на твоей роте. И это не наказание.
Кестрос попытался понять, что происходит по лицу старого воина, но не смог. Это было всё равно, что пытаться понять настроение скалы по форме трещин. Лицо выглядело, словно камень, как и у многих в легионе. Кестрос почувствовал, как вопрос сорвался с языка, прежде чем он успел прикусить его.
– В чём же тогда, повелитель?
Архам так посмотрел на Кестроса, что нельзя было понять, задумался он или смеётся.
– Легиону и примарху нужна твоя служба, – ответил Архам.
Слова выбили воздух из лёгких Кестроса.
Архам полуобернулся к двери, механизмы руки и ноги гудели в тишине кельи.
– Оружие и броня на твоё усмотрение, – сказал Архам и посмотрел в темноту коридора. Прошло несколько секунд, прежде чем он продолжил. – У тебя остались вопросы, но ответы ты получишь не здесь.
Кестрос моргнул. От ощущения, которое он не мог понять, или чего-то иного скрутило живот, и мурашки побежали по коже. Было что-то на лице старого воина, когда он смотрел в темноту, словно мысли промелькнули на коже. Кестрос подавил беспокойство и позвал оружейников.
– Что это? – резко прошептал Инкарн, поворачиваясь в ремнях безопасности, когда глубокий металлический звон разнёсся по отсеку. Мизмандра изо всех сил старалась отдохнуть, но теперь она проснулась, и сердце забилось быстрее.
– Ничего, – вздохнул Ашул рядом с псайкером. Он не пошевелился и всё ещё выглядел так, словно наполовину спал, несмотря на шум. – Просто звёздные обломки барабанят по корпусу. Скорее всего, не больше зёрнышка.
– Откуда ты знаешь? – прошипел Инкарн.
– Что-нибудь большее пробило бы корпус. А что-то по-настоящему большое и быстрое… что ж, ну в таком случае мы сейчас бы не разговаривали.