– У вас есть новости, госпожа? – Голос Рогала Дорна долетел до неё даже несмотря на рёв воды. Она повернулась, и его присутствие заполнило её мысленный взор, алмаз, сиявший в отражённых лучах солнца. Армина Фел вздрогнула. Тело ломило от макушки до кончиков пальцев на ногах. Она устала и продолжала слабеть с каждым днём. И она не могла позволить себе слабость.
– Доклад с Фаэтона, повелитель. Вы желаете прямого лингвистического перевода или предсказанного значения?
Его присутствие стало ближе. Хускарлы-телохранители остались на расстоянии, разумы воинов были крошечным эхом их примарха.
– Значения вполне достаточно, – ответил он, остановившись в двух шагах от неё. Она прикусила губу и крошечным шипом боли вызвала эйдетическую память. Слова, срывавшиеся с её губ, являлись монотонным воспроизведением точного воспоминания.
– Кругом тишина. Корабли не прилетают. Новости не приходят. Кругом тишина. – Голос остановился, когда последние слоги предсказания покинули рот. Она дрожала, пока память увядала.
– Это – всё? – секунду спустя спросил Дорн.
– Да, повелитель.
– Насколько актуально сообщение?
– Трудно сказать, но мне кажется, что оно отправлено в недавнем прошлом или ближайшем будущем.
– А другие миры ответили?
– Нет, повелитель, но…
– Они могли не получить сообщение, – договорил за неё Дорн, – или мы могли не услышать ответы.
– Именно так, повелитель.
Дорн замолчал. Армина Фел осторожно сглотнула. Она не видела мысли примарха, но поверхность его разума резонировала в варп, как солнце, излучавшее тепло в пустоту. Она могла сказать, что он расстроен, но ещё сильнее взволнован. Также присутствовала и причина беспокойства, оставаясь в мыслях прямо за пределами досягаемости её чувств.
– Прошу прощения, госпожа, – сказал Дорн. – Я должен поблагодарить вас за службу. Она выпрямилась насколько смогла и повернулась лицом к нему.
– Мы все воины на этой войне, повелитель. Я делаю, что могу.
– Хорошо сказано.
Её показалось, что она увидела что-то похожее на восхищение в кристальных гранях его мыслей. Она склонила голову. Что происходило в разуме такого создания? Рогал Дорн не был человеком. Он даже не был сверхчеловеком, как его генетические сыновья. Он находился на другом уровне бытия, являлся созданием, которое двигалось и говорило, как человек, но и только. Эти качества объединяли его с людьми в той же мере, что, например, людей и рыб объединяли кровь и кости. Он думал и чувствовал, и эти мысли и чувства имели что-то общее с формами человеческого эквивалента. Они протекали, потрескивали и пылали на поверхности разума, их глубокая неизмеримость и острота являлись для неё непостижимыми. Но они были: гнев, печаль, боль и надежда, каждая из них казалась молнией в сравнении с искрой человеческой эмоции.
Во многом он был ближе к людям, чем к воинам своего легиона. В них текла его кровь, но разумы воинов изменили для новой цели, инстинкты отсекли, эмоции отобрали и отбросили, а оставшиеся перестроили. Они стали ограниченными существами. Дорн нет: он являлся представителем рода людского, выраженным в великой и ужасной трансцендентности.
Она подумала, что, возможно, была единственной из смертных, понимавшей это. Она видела не глазами, а разумом, и никто из её коллег не стоял так близко и так часто рядом с Дорном за минувшие тёмные годы. Иногда она задавалась вопросом, так ли всё обстояло и с его братьями. Если она посмотрит на них, то увидит ли такую же силу, подобно короне окружавшую их души?
Она собиралась заговорить, и в этот момент её разум застыл.
Стало трудно дышать.
Здесь был кто-то ещё, посторонний проник в её мысли и его разум горел, словно яркая ослепительная звезда.
– Госпожа? – спросил Дорн, но его голос звучал издалека. Её рот начал двигаться и она почувствовала, как слюна замёрзла на губах, когда она заговорила.
– Прошу прощения, – произнесла она, и в перевернувшихся мыслях Армина услышала эхо своих слов. – Вас сложно застать в последние дни, и я не могу прийти для личной встречи.