И затем все корабли взмыли в небо, а Дорн направился к стенам повреждённой крепости Архама. Тусклый луч света зацепился за его доспех и сиял на полированных пластинах. Архам не видел своего повелителя с тех пор, как принёс ему клятву. Почти три десятилетия войны прошли с той поры, но хотя Архам знал, что сам изменился, время, казалось, не затронуло Дорна. Контроль и сила текли и чувствовались в каждом взгляде и движении. Его лицо осталось таким же, как когда он смотрел на Архама сквозь пламя, сжав руку годы назад: суровое, как железо, и словно высеченное из камня.
Хускарлы окружали примарха, пока он шёл к неповреждённой второй стене, но орки больше не наступали. Архам не мог сказать, было это из-за авиаударов или причина была в другом, остром инстинкте, державшим их в страхе.
Дорн подошёл к палисаду и взобрался на бруствер. Воины на стене начали опускаться на колени, но Дорн жестом велел им остановиться.
– Займитесь оружием, – сказал он. Странная тишина опустилась на укрепления. Звуки орков казались далёкими, и Архам слышал стук крови в венах и шум ветра, тянувшего дым с обгоревших орочьих трупов. Дорн взглянул на ярусы палисадов, секунду изучал их и повернулся к Архаму, который опустился на колени, несмотря на приказ. Звук его бионики показался громким во внезапной тишине.
– Десять часов строительства, – сказал Дорн, кивнув на палисады. – Учитывая время и материалы, почти идеально.
– Да, повелитель, – ответил Архам и увидел, как дёрнулся уголок рта Дорна.
– Проект Калева?
– Калев погиб, повелитель.
Взгляд Дорна на мгновение стал жёстче:
– Тогда твоя работа.
– Да, повелитель.
Дорн осмотрелся. Хускарлы занимали позиции среди гарнизона на самых ослабленных участках. Они двигались с молчаливой точностью, объединяясь с воинами Архама органично и без лишних разговоров. Архам почувствовал восхищение: многие считали Храмовников первой роты величайшими воинами легиона, но хускарлы были кем-то особенным. Настолько доверенные и дисциплинированные, что это касалось почти невозможным.
Дорн в последний раз посмотрел на убитых орков, чьи трупы остывали в огневом мешке ниже бруствера.
– Хорошая работа, сержант, – произнёс примарх.
– Меня зовут Архам, повелитель, – сказал он, не успев понять почему.
Дорн внимательно посмотрел на него, глаза казались чёрными на неподвижном лице.
– Я помню, кто ты, – ответил он.
Архам следовал за примархом по туннелям под крепостью. Проходы прорубили мелта-горелками всего день назад и стены были гладкими и стекловидными. В боковых помещениях, которые, по сути, являлись расширенными природными пещерами, располагались припасы. Тяжёлые занавесы из противовзрывной ткани закрывали дверные проёмы в расположенные напротив склады, где хранились ящики с боеприпасами, словно водохранилища, ожидавшие, когда их осушат. Также внизу находились и некоторые гражданские из долины, занимаясь несложной работой с нервной сосредоточенностью. Если времени было бы больше, Архам протянул туннели дальше и глубже к замаскированным выходам на склонах горы, откуда можно совершить вылазку. Но времени не было, поэтому пришлось ограничиться небольшой сетью в скалах, выходящей по обе стороны перевала.
Дорн иногда смотрел по сторонам, пока углублялись в лабиринт, но молчал. Архам держался за ним рядом с Катафалком и позади двух хускарлов. Примарх шёл так, словно знал расположение туннелей также хорошо, как мостик “Фаланги”.
Наконец они дошли до одного из последних помещений. Хускарлы встали по обе стороны от входа, после того как Дорн отодвинул занавес и вошёл внутрь. Свет люминесцентных шаров омывал просторное помещение с неровными стенами. В центре стоял стол. На нём лежали аккуратные свитки пергамента. Рядом на прямоугольниках мягкой чёрной ткани располагались чертёжные инструменты.
У противоположной стены на полу с развязанной пачкой пергамента на коленях и медным пером в руке сидел на корточках Соломон Фосс. Эмиссар протирал глаза испачканными чернилами пальцами. Он посмотрел, моргнул и широко улыбнулся.
– Рогал! – воскликнул он и встал, свалив пергамент на центральный стол. Архам вздрогнул от такого фамильярного приветствия, но Рогал Дорн шагнул вперёд, и его каменное лицо расколола улыбка.
– Вижу ты жив, – сказал он.
– Едва ли, – ответил Фосс, продолжая улыбаться. – Но дело как раз в этом, не так ли? Смотреть на истинную природу вещей так близко, чтобы почувствовать её дыхание?