— Все-таки это было ужасно мило с его стороны.
Годвин изумленно взглянул на свою жену.
— Насчет Чарли, — пояснила она. — Наш сын будет учиться в Итоне.
— Да, Итон много значил для Монка.
— Не тревожься, милый. Не будь таким грустным. Это все война. Во время войны все летит к черту, а потом война кончается…
— И приходится собирать все заново.
— Именно так, дорогой мой.
Луна освещала серьезное румяное лицо Дэвидсона. Он был похож мальчика-певчего. «Безукоризненно английское лицо, — подумал Годвин. — Если бы не левое ухо. Кто-то оторвал ему мочку уха». Дэвидсон протянул руку, чтобы помочь им взобраться в кабину.
Поймав взгляд Годвина, он замер, коснулся поврежденного уха. Начал заливаться краской, смущенно улыбнулся.
— Той ночью в тумане, сэр…
Он выглядел совсем мальчиком.
— Да?
— Мне страшно жаль, сэр. Это была ужасная ошибка.
— Извини за ухо, сынок.
— Я сам виноват, сэр. Мне не следовало там быть. И все равно мне с вами не тягаться.
— Понимаю. Никаких обид. Война — это ад, сынок.
— Благодарю вас, сэр, — сказал Дэвидсон. — Миссис Годвин, — сказал он, усаживая Сциллу в кабине.
Сцилла улыбнулась мужу.
— Мистер Годвин, — тихо сказала она.