Около полудня над ними пролетел итальянский санитарный самолет, но с высоты около восьмисот футов их не заметили. Больше ничто не нарушало спокойствия. Было жарко, тихо, и, сколько мог видеть Годвин, все замерло в неподвижности. В кустарнике порой что-то мелькало или шуршало, но ему было не до того. Он гадал, доведется ли ему вернуться домой. За последние сутки чувства его притупились и прежние заботы отошли на задний план, он стал равнодушнее и в то же время тревожнее, чем бывал прежде. Он словно сливался с чем-то великим, безразличным и всеобъемлющим: была то история? Или время? Или слепящая бесконечность, всасывавшая их в себя, в космическую пустоту? Он сам больше ничего не значил, и это оказалось большим откровением. Ничто здесь не имело значения: ни Сцилла, ни Черчилль, ни Монк Вардан, ни Гомер Тисдейл, ни «Догсбоди», ни неизвестный, посылающий письма с угрозами. Здесь ничто не имело значения. Довольно приятное чувство. Может быть, то же самое чувствует тяжелобольной или очень старый человек, понимающий, что все уходит от него. Он чувствовал, что и он может так же уйти. И гадал, сохранится ли в нем это чувство, если он возвратится в Лондон? Что тогда останется для него важным?
Проводник приготовил им тушеную козлятину, и они несколько запоздало пообедали. Оказалось жидковато, но вполне съедобно. Лэд Холбрук заметил:
— Я так уже перекусил отваром льняного семени.
Впрочем, каждый был рад, что может есть, не мучаясь рвотой. Худ поблагодарил проводника и отправил его обратно в реальный мир. Если бы его поймали или убили вместе с британскими солдатами, на всех сануси обрушилась бы жестокая кара.
Ближе к вечеру Худ собрал всю команду в самой просторной из трех пещер. Кто-то курил трубку, кто-то сигарету, кто-то жевал тушенку. Годвин обвел их глазами, проверяя, надежно ли впечатаны в память лица и имена. Бойд Малверн, Джим Стил, Берт Пенроз, Реджи Смайт-Хэвен, Тони Джонс, Сирил Пинкхэм, Альф Декстер, Билл Кокс, Лэд Холбрук, Брайан Куэлли, Макс Худ. И он сам. Если он вернется, как рассчитывали, он поведает их историю, сделает их героями легенды. Люди, которые управились с Роммелем.
— Несколько поправок к плану, джентльмены, — негромко начал Худ. — Выходим как только стемнеет. После выполнения задачи в лагере противника произойдет значительное замешательство, и это в нашу пользу. Проводник будет ждать нас в месте, которое я укажу вам по дороге, и по довольно ровной вади проведет к берегу, к тому же форту, где будет ждать «Кисмет». Через двенадцать часов, считая от настоящего момента, все будет кончено. Теперь по поводу этих двенадцати часов.
Он откинулся назад, прислонившись к стене пещеры, скрестил перед собой ноги и, медленно водя жженой пробкой по лицу — остальные последовали его примеру, — продолжал объяснять:
— Позавчера, пока вы, ребята, наслаждались средиземноморским круизом, мы с парочкой моих приятелей сануси прогулялись к той вышке связи, что стоит в двенадцати милях по дороге к Тобруку. Она осталась стоять, но будет вполне бесполезна, пока они не раздобудут некоторые детали — а 8-я армия Окинлека может лет на тысячу затормозить доставку запчастей.
— Хорошо сделано, сэр, — вставил Пинкхэм. — Теперь нет нужды распылять наши силы.
— Именно так. Кроме того, я установил, что Роммель большую часть времени проводит на своей вилле. Так что о здании штаб-квартиры можно не думать. Разобьемся на два подразделения. Одно займется динамо — это бетонный блок у подножия зернохранилища. Гелигнит и автоматы. Остальные берут виллу. Гранаты, автоматы, револьверы. Телефонную линию перережем. Все будут спать. Остается не более двух часовых. Как только услышим взрыв и свет погаснет… — он пожал плечами. — Мы сделаем дело.