Выбрать главу

Однажды ночью она понадобилась Клайду после окончания выступления. Годвин только дивился, как гладко все проделывалось, будто бы Клайд не хотел никого задевать. Если бы Годвин позволил себе обидеться, это было бы нарушением кодекса. Надо уметь себя вести. Годвин умел. Он целовал Клотильду на прощанье, а она шептала ему, что разбудит, когда вернется.

Но Годвин не в состоянии был оставить все как есть. Один в темной комнате, присев на краешек их кровати, он не сводил взгляда с освещенного окна Клайда по ту сторону переулка. Было тепло, и внизу, в переулке, кто-то играл на аккордеоне. Клотильда стояла в окне, локти касались стен проема, в котором красная герань на подоконнике казалась черной на фоне освещенной комнаты. Он почти уверен был, что она его видит. Она курила. За ее спиной появлялся Клайд, начинал целовать ее волосы. Она, засмеявшись, отстранялась и оборачивалась. На ней был красный джемперок, вроде школьного, с гребешком на нагрудном кармане. Клайд тянулся к ней, а она отступала, исчезала из вида, и Клайд уходил за ней. Это была игра. Вскоре свет гас. Для Годвина это ничего не значило. Он знал, что там происходит. В конце концов он засыпал, так и не дождавшись ее возвращения, а когда просыпался, она лежала, свернувшись рядом с ним, и можно было подумать, что ему все приснилось.

Однажды днем, после встречи со Свейном и прежде, чем настало время подумать об отъезде для освещения балетных гастролей в провинции, Годвин, отдуваясь, поднимался по крутой лестнице к квартирке Клотильды. Он жил в собственной квартире через площадку, но большая часть его дневной жизни проходила у Клотильды. Не желая его огорчать и желая проводить с ним как можно больше счастливых беззаботных часов, она сильно урезала то, что называла иногда «часами позирования». Годвин с благодарностью принимал и эту малость. В тот день, однако, он выбрал не самое подходящее, если не сказать неудачное, время.

Одолевая последние ступени лестничного пролета, он увидел, как дверь Клотильды распахнулась, грохнув о стену, и на площадку вывалился крупный, полный и распаренный мужчина. Подтяжки у него были на месте, но рубашка липла к телу влажными пятнами, а пиджак он нес на руке. И прическа у него была не в порядке. Маленькие глазки быстро нацелились на Годвина, в них что-то мелькнуло, и мужчина протиснулся мимо, отвернув лицо. Он тяжело затопал по лестнице, словно тормоза у него отказали и он не владел собой. Клотильда стояла у кухонной раковины, сплевывая в слив. На ней был китайский халат с красными драконами — неподпоясанный. Полы расходились. Когда она наконец отвернулась от раковины, Годвин увидел ее маленькие острые груди, красные пятна на коже, округлые бедра.

— Ты меня напугал, — выдохнула она.

На ее лице возникла истинно французская белозубая улыбка.

— Как я рада, что это ты.

На столе, рядом с букетом в вазе, лежали деньги. Она сняла с крючка полотенце и немного отвернулась. Он подошел к ней сзади, прижался к крутым круглым ягодицам, почувствовал возбуждение, с которым не смог бы справиться, даже если бы захотел.

Она вытирала полотенцем между ногами.

— Скажи, что ты на меня не сердишься.

— Не сержусь, — прошептал он.

Маленькие груди легли ему в ладони.

— Тебе решать, как тебе жить.

Она поглаживала его задом. Кончила возиться с полотенцем.

— Я не знала, что он придет. Явился ни с того ни с сего. Никак было не отвязаться. Он был… очень постоянным клиентом. Ты понимаешь, Роджер?

— Я хочу тебя. Сейчас же.

— Какой ты смешной, Роджер. Тебя это возбуждает, да? — шепнула она, вдруг часто задышав.

Подтянула халат к поясу. Ягодицы были розовыми.

— Он меня отлупил, — вздохнула она. — Вреда от этого нет, верно? Ему непременно нужно сперва меня отлупить, без этого ему никак, он не может… Он словно гадкий мальчик…

Она склонилась на стол, пальцы ее перебирали бумажные франки. Расставила ноги, оперлась на стол локтями. Когда он начал, руки ее протянулись через стол, пальцы сжали дальний край, дыхание вырывалась гортанными стонами в такт его движениям.

У нее снова и снова вырывались стонами одни и те же словечки, пока он не кончил. Потом он поднял ее — беспомощный комочек — прижал к груди и ласково уложил в постель. Он лег с ней рядом, и она улыбнулась, не открывая глаз, когда его губы коснулись croix de vache.