Первое попадание германского снаряда пришлось в главный броневой пояс «Евстафия». Оставив солидную вмятину, от которой по всему листу 229-мм брони русского броненосца пошли трещины, он развалился на куски, не успев взорваться. Пусть по нынешним временам девять дюймов закаленной крупповской брони считались недостаточной защитой для настоящих линкоров, оставшись пережитком додредноутной эпохи, 283-мм орудия «Гебена» также были спроектированы на устаревших представлениях немецких адмиралов о ведении боевых действий на море. Те самые 40 — 45 кабельтов, на которых предполагалось вести сражения с Гранд-Флитом, являлись дистанцией, где бронепробиваемость немецких снарядов соответствовала таковому показателю 305-мм снарядов англичан. Меньший же вес и габариты позволяли надеяться на увеличение показателя скорострельности, отчего такой подход вполне имел право на существование. Тем более что на тот момент немецкая промышленность попросту не имела возможности изготовить орудия больших размеров, что, впрочем, совершенно не следовало знать никому в мире вообще и ряду заклятых друзей в частности. Они даже могли бы пробить броню главного пояса «Евстафия» на дистанции в 65 кабельтов. Но первое попадание случилось прежде, чем корабли враждующих сторон сблизились на подобную дистанцию, что и спасло русский флагман от очень неприятной пробоины в районе ватерлинии. А вот куда более тонкая броня казематов шестидюймовых орудий сдержать немецкий снаряд крупного калибра уже не смогла, и броненосец вновь лишился пары пушек среднего калибра вместе с их расчетами. Точно такое же повреждение флагман Черноморского флота уже получал при сражении у мыса Сарыч, в результате чего погибли почти полсотни человек из состава экипажа. Но как-либо усилить защиту без проведения действительно капитальных работ оказалось попросту невозможно, за что пришлось расплачиваться своими жизнями еще двум десяткам офицеров и матросов. Причем потерь могло быть и больше, но количество воспламенившихся зарядов и взорвавшихся снарядов, из числа поданных к орудиям, ограничилось всего двумя штуками, что было в разы меньше, чем в прошлый раз. Вот только второй поразивший «Евстафий» крупнокалиберный снаряд был далеко не последним и к тому моменту, как головным броненосцем русской колонны стал «Иоанн Златоуст» вся центральная часть флагмана была объята огнем. И даже одна из башен главного калибра некоторое время не могла вести огонь в результате контузии находившегося внутри расчета. Благо удар снаряда пришелся по касательной и взорвался тот в полутора кабельтовых от корабля. Однако, в отличие от флагмана адмирала Рожественского, у этого русского броненосца имелись все шансы не только уцелеть в сражении, но впоследствии, после должного ремонта, даже вернуться в строй.
А вот на борту сумевшего выбить из сражения одного из своих противников «Гебена» ситуация складывалась куда более худо. Ведь пока на борту русского флагмана боролись с пожарами, в отсеках «Гебена», наоборот, вовсю пытались сдержать поступление воды. Всего за сорок минут огневого контакта линейный крейсер получил девять огромных пробоин. Все бы ничего, корабль мог пережить куда более тяжелые повреждения, но двухсотмиллиметровый верхний броневой пояс не смог сдержать удар четырех центнеров стали и взрывчатки. А ведь в результате прежних затоплений именно верхний пояс стал новой ватерлинией линейного крейсера. И через образовавшиеся пробоины, уходящие глубоко внутрь корабля, началось совершенно неконтролируемое поступление воды. Да и столь же недостаточно толстая броня барбета кормовой башни «E» едва не стоила всему экипажу их жизней, когда продравшийся через ее толщу русский снаряд взорвался и, повредив податочную трубу, воспламенил находившиеся внутри пороховые заряды. Вспышка пламени от мгновенного сгорания в замкнутом пространстве сотен килограмм пороха ринулась, как вверх, так и вниз, поджигая заряды в боевом отделении башни, в отделении перегрузки и в лифтовом отделении. Правда, в отличие от ситуации сложившейся на линейном крейсере «Зейдлиц», что получил схожее поражение английским снарядом во время сражения у Доггер-банки, дальше огонь не пошел, и потому свидетели последствий попадания этого русского снаряда отделались легким испугом от вида огромных языков пламени вырвавшихся из всех щелей пораженной башни. Но с ними, пожалуй, не согласился бы расчет этой самой башни, за считанные секунды заживо сгоревший в полном составе. Еще одна башня орудий главного калибра, а именно башня правого борта, оказалась на время выведена из строя после прямого попадания русского снаряда в лобовую броню. Сам снаряд пробить ее так и не смог, однако отколовшиеся изнутри в результате полученного удара осколки повредили механизмы системы заряжания и попутно выкосили половину расчета. Естественно это самым пагубным образом сказалось на скорострельности ее орудий. И это тогда, когда место покинувшего строй «Евстафия» вовсю спешил занять нагнавший 1-ю бригаду «Три святителя»!
Оставив надорвавшийся и не способный дать более 9 узлов «Ростислав» за кормой, контр-адмирал Путятин повел свой флагман вперед, отдав приказ не жалеть, ни котлы, ни машины флагманского корабля 2-й бригады линкоров. И машинная команда старого броненосца не подвела. С то и дело заливаемым волной, из-за слишком низкого борта, носом, с летящими из дымовых труб мириадами искр, с перегревающимися подшипниками валов, с прогораемыми от непосильного жара трубками котлов, с обливающимися потом и даже падающими от жары с духотой в обморок кочегарами, корабль, будто поняв желание экипажа, рвался вперед, дабы внести свою лепту в дело уничтожения врага. Пять с половиной часов длился его марафонский забег на грани возможностей, пока старший артиллерийский офицер не дал отмашку на открытие огня из носовой башни. Начав пристрелку с дистанции аж в 10 миль, именно артиллеристы «Трех святителей» оказались теми, кто, в конечном итоге, смог поставить точку на затянувшемся сражении стальных исполинов.
К сожалению русских моряков, продержался, выдвинувшийся на первые роли «Иоанн Златоуст», всего двадцать три минуты. Казалось бы, столь же мощный как «Евстафий» и совершенно невредимый, этот корабль имел все шансы продержаться в голове колонны до победного конца. Но один единственный, легший более чем удачно, залп с «Гебена», поразивший разом, и боевую рубку, и носовую башню, и каземат левого борта, отправил в тяжелейший нокаут уже второй эскадренный броненосец. Слишком уж близко подошли русские корабли к погибающему, но не сдающемуся линейному крейсеру, в результате чего даже их самая толстая броня перестала держать немецкие снаряды. Это экипажу «Иоанна Златоуста» еще сильно повезло, что взорвавшийся внутри башни снаряд не привел к более трагическим последствиям, грозившим мгновенной гибелью корабля и всего экипажа. Но поражение боевой рубки привело к потере управления, как кораблем, так и боем, отчего выкатившийся в правую циркуляцию броненосец впоследствии не смог принять участия в добивании противника.
Артиллеристы же «Понтелеймона» были вынуждены отдать пальму первенства своим сослуживцам из 2-й бригады по той простой причине, что полностью расстреляли запас бронебойных 305-мм снарядов и до наступления темноты били по немцу фугасами, если не считать шестидюймовки. Хотя с дистанции в 49 кабельтов даже фугасные снаряды крупного калибра имели немало шансов пробить 200 миллиметров закаленной крупповской брони. Но именно после очередного залпа с «Трех святителей», сделанного всего за пару минут до захода Солнца, над «Гебеном» поднялся огромный столб пламени осветившего кувыркающиеся в воздухе крышу кормовой башни «D» и множество более мелких обломков.
Ответив своим убийцам последним залпом из орудий носовой башни, этот, превосходивший новейшие русские дредноуты по скорости хода, бронированию, живучести и уступающий разве что в мощности вооружения, линейный крейсер замолк навсегда, не дотянув до наступления спасительной темноты каких-то мгновений. Но еще до того, как Солнце окончательно скрылось за горизонтом, окрасив напоследок небо в кроваво-красный цвет, на чудом уцелевшем флагштоке взвился флаг Кайзерлихмарине[11]. Горящий во множестве мест, заливаемый через десятки пробоин, с тремя разбитыми башнями и изрешеченными трубами, он ушел на морское дно под знаменем того флота, которому действительно служил, как корабль, так и экипаж.