Греция. Остров Эвбея
Ленивое Эгейское море нехотя катило теплые волны на прибрежную гальку. Как и тысячи лет назад, рыбаки распутывали сети, смолили лодки на своем маленьком островке. Черноволосый карапуз сосредоточенно строгал обломком ножа деревяшку, выброшенную накануне приливом. Трусил по своим делам ослик, нагруженный хворостом, весящим больше его самого. В тени невысоких маслин спорили о чем-то за кружкой красного вина старики.
И тут, словно пожар в кронах сибирских таёжных сосен, не видимых ими никогда, пронесся шум: ОН выходит, ОН выходит, ОН вышел. Из кельи, расположенной на скале, которая, словно маяк, вздымалась над островом, спускался старый монах. Люди и забыли уже, когда последний раз его видели. Уже несколько лет он не спускался из своего добровольного узилища. И чем только питался? Неужто Духом Святым? Много вопросов возникло у жителей рыбацкой деревни к старцу Пантелеймону.
А он тем временем, не обращая внимания на ватагу ребятни, вмиг окружившей его, шел в сторону маленькой площади, зажатой с одной стороны аптекой, с другой – почтой и еще с двух сторон – каменными стенами, наверное, времен Александра. Седая борода спускалась до пояса. Рубище, серое от времени, овевалось теплым зефиром.
Шаг старца был мерным, как прибой. Глаза, выбеленные многими десятилетиями, устремлены за горизонт. Губы плотно сжаты. Видно, Пантелеймон боялся что-то важное сказать раньше времени. Старец вышел на середину площади, которую, спеша со всех концов деревни, заполняли люди. Он, прикрыв глаза, отвыкшие от солнечного света, ждал. И когда заходящее солнце коснулось моря, он, распахнув очи, заговорил:
– Мне открылось, что началась битва. Битва Добра со Злом. Битва, которая поставит крест на одном из двух. На Зле. Или на Добре. Я много лет провел в молитве, и мне открылось. Мы должны победить Зло. Победы не может быть половинчатой. Нужно идти на Север к человеку, который учился в Горах; к человеку, который мерз в Снегах; к человеку, который прошел очистительный огонь. Пусть деревня отправит людей к человеку по имени Иосиф. Я дам икону. Пусть он отдаст её человеку по имени Георгий. И, ради Бога, пусть они не останавливаются на полпути. Корень Зла не на Материке. Корень Зла на Мировом Острове. Земля Сердца уязвима из-за моря. Если не выполоть всю грядку, вырастет новый, более сильный сорняк. И когда уже не будет Иосифа, придет Меченый зверь и Трехпалый раб, и Материк может умереть. Не бойтесь коричневого, не бойтесь желтого, бойтесь и бейте синего. Наши звезды суть золотые, а не серебряные. Наша земля – суша, а не вода. Наш Бог – Иисус, а не телец золотой. Не содомиты с Острова, а сильные мужи Земли Сердца должны править миром! Пойдите и передайте точь-в-точь, как я сказал.
Старец, глубоко вздохнув, сел на камень, который пролежал на площади уже не одну сотню лет и на своем веку повидал и услышал немало. Пантелеймон минуту, словно в забытьи, молчал, потом, будто очнувшись, вдруг резко обратился к писарю с почты:
– Христо, ты все записал, как я сказал?
– Да, отче.
– Слово в слово?
– Да.
– Отправьте человека в Афон, пусть они передадут это в Москву. И вот еще икона.
Со старинного, почерневшего за столетия образа смотрел суровый лик Христа.
Румыния. Крайова
– «Охране и обороне подлежит расположение воинской части, танкового батальона...»
– Хватит! – капитан Короткое прервал солдата, заступающего в караул. Суровым взглядом обвел караульных, спросил:
– Обязанности часового все знают?
– Так точно, – нестройный хор голосов был ему ответом.
– Не понял!
– Так точн...! – хором рявкнул взвод.
– Объясняю еще раз. Вы, бойцы, несете караульную службу во время боевых действий. Поэтому: четко следовать Уставу. При неподчинении – огонь с предупреждением, при прорыве на охраняемую территорию – огонь без оного. Быть внимательными при приближении советских офицеров. Это могут быть переодетые диверсанты, а могут быть и переодетые энкавэдэшники. В разговоры не вступать: пусть будет хоть Жуков, хоть Тимошенко... да хоть товарищ Сталин. Все строго по Уставу. Начальник караула, ведите.
– Есть. Смирно! К охране и обороне вверенного объекта приступить! Напра... ву! Шагом... арш!
Танковому батальону капитана Короткова повезло. Согласно довоенному плану он должен был расположиться на территории железнодорожного училища в Крайове. Он и расположился. Меньше повезло другим частям Красной Армии. Многие обозначенные на картах и планах здания, учреждения и усадьбы, в которых, согласно «Грозе», им предстояло расположиться, в реальности обнаружены не были. И началась «битва за крышу». Остановившиеся в полях, в степи, в горных теснинах танковые, мотострелковые, артиллерийские и связные части срочно высылали мотоциклистов, старших офицеров на «эмках», самолеты во всех направлениях с единственной целью – найти подходящее жильё.
Энкавэдэшники, по старой традиции, хотели вломиться в православный монастырь, но, получив по зубам от седого как лунь батюшки, ретировались. В одном местечке между двумя группами мотоциклистов, одновременно въехавшими во двор военного училища, началась перестрелка – слава Богу, стреляли в воздух. В таких условиях поневоле приходилось оборонять жирный кусок, доставшийся Короткову. Хотя капитан подозревал, что ему всё-таки придется поделиться как минимум с соседним батальоном своей бригады.
Железнодорожное училище, в котором расположились танкисты, занимало огромную территорию и было обнесено высоким кирпичным забором, в который упиралась нитка железной дороги. Кроме просторной казармы здесь находились учебный корпус, директорский особняк, которому предстояло стать штабом, гостиница для преподавателей. Очень удачно вид на горы (и сектор обстрела с гор) был перекрыт огромными ангарами, в которых стояли полуразобранные паровозы, вагонные тележки и платформы.
Вся территория густо засажена фруктовыми деревьями, кустарниками. За железнодорожной насыпью расположилась просторная спортивная площадка. Раздолье!
Сейчас уже улеглась первая суета, обычная после стремительного марш-броска. Танки заправлены «по горлышко», до отказа забиты боеприпасами. Оружие почищено. Привезенная с собой полевая кухня осталась не у дел и теперь сиротливо жмется к стене столовой. Повар из взвода обеспечения Анвар Каримов, к которому прилипло прозвище «Январь», уже колдует на просторной кухне. Колдует так, что от запахов кружатся головы у «копченых» богатырей.
Восточная Пруссия. 20 июля
Водитель выключил передачу, и черный лакированный «Хорьх» по инерции уже пристроился в хвост колонны беженцев. Люди шли пешком, тащили небольшие тележки, нагруженные самым разнообразным скарбом. Зачем им все это? Зачем этой старой фрау связки книг с готическими надписями на корешках? Зачем выцветший абажур? Швейная машинка, это ещё куда ни шло.
Поравнявшись с машиной, в салон заглянул старый, седой, невероятно худой мужчина. Встретившись с ним взглядом, Гот ощутил невероятный, просто сжигающий изнутри стыд. Как же так? Он же прусский вояка в нескольких поколениях! Его предки на протяжении столетий в капусту рубили этих варваров. Именно пруссаки, в отличие от этих колбасников и пивных бочонков, объединили Германию. Именно Пруссия заставила трепетать перед Германией все народы Европы и мира. И вот пруссаки не могут защитить Пруссию от этих азиатов. А он, старый боевой генерал, вместо того, чтобы вести в бой войска, пускай в смертный бой, вынужден вывозить семью – двух белокурых дочек-близняшек, жену и седую мать – и прятать взгляд от немого вопроса: «И ты бежишь?»