– Для ведения боевых действий против Турции потребуется оперативная войсковая группа в составе...
Румыния
Сладкий дым костра. Треск хвороста в огне. Огромные звезды в бездонном небе. Бархатное обаяние ночи вдалеке от городов. Вдалеке от войны. Ржание лошадей. Запах свежескошенной травы и теплого конского помета. Звон монисто и блеск быстрых черных глаз. Звон гитарных струн. Звон бубна. Буханье сердца.
Как давно в последний раз Стариков сидел вот так, никуда не торопясь, глядя на огонь, в котором от жара скручивалась береста, темнели бока белого полена, порохом вспыхивали сухие лапы ели.
Когда гости приходят неожиданно и нужно быстро их накормить, не ждать, пока сварится в котле мясо, пока размякнет в маринаде шашлык, кочевники делают верченую печень. Свежайшую печенку режут на небольшие кусочки, нанизывают на шампуры, посыпают солью, красным перцем. Все это обворачивают жировой пленкой, «сеточкой», как называют ее мясники. Получается эдакая колбаска. Сразу к раскаленным углям ее и следить, чтобы жир, вытапливающийся из сеточки, не капал в огонь. Вертеть, вертеть. Тогда весь жир останется внутри шашлыка. Запах!!! Вкус!!! И все это – за несколько минут. Красное вино гостям, шампур в руки, тост. А в это время те, кто помладше, пусть варят крутой бульон, жарят традиционный шашлык.
А гости и хозяин уже ведут неспешную беседу о ценах на лошадей и о победе в войне, об уважении младших к старшим и о любви мужчины к женщине. О предательстве и справедливости. О жизни. Рядом неохотно отдают тепло, накопленное за день, покрытые ночной испариной боевые машины. Бродит меж ними часовой, но скорее для порядка, чем опасаясь врага.
Русские люди, в отличие от западных, не страдают комплексом «полноценности», поэтому их всегда тянуло и будет тянуть к общению с представителями других культур. А если еще представители эти говорят по-русски! Как привести к одному знаменателю свободу по-русски и свободу по-цыгански? Что такое воля и вольность? Почему нужно и почему невозможно иметь свои, проросшие в землю корни? Что важнее: пространство (для тех, кто движется) или время (для тех, кто живет в доме, построенном прадедом, пашет раскорчеванную им землю)?
В середине ночи издалека послышался приглушенный мягкой почвой топот лошади. Встрепенулся часовой, напрягся Стариков. Прямо к костру подлетел всадник. По-цыгански поприветствовал, но, увидев солдат, а потом и разглядев танки, сразу замялся.
– Ты извини, – сказал Сандро, – он по-русски, чудак, не понимает. Я ему объясню на своем.
Быстро переговорив, пояснил:
– Сейчас ты и видишь работу цыганской почты. Плохие вести принес гонец... Чарку ему! Не врал ты, Игорь, когда говорил, что немцы с цыганами делают. Но почему, что мы им сделали? Чем не угодили?
– Они пытались строить тысячелетний Рейх, и им, наверное, не по себе, что есть народы, которые их намного старше. Вот и выбивают цыган, славян, евреев.
– Но почему тогда радиостанции всего мира кричат о геноциде только евреев?
– Свое тело всегда ближе, даже чем рубашка. У евреев есть свои радиостанции, газеты и деньги. У цыган их нет. А зачем евреям кричать о трагедии цыган? Ведь когда мы их победим, немцев-то, евреи наверняка запросят контрибуцию. Зачем им с цыганами делиться? А тем более – со славянами. А здесь нормальный НЭП. Вложил деньги – получил их обратно с прибылью. Все по Марксу: деньги – товар – деньги. Правда, товар-то – жизнь людей.
– Кто получит? Те, кто в газовых камерах?
– Нет. Те, кто в Америке и в Англии. Я ж тебе говорю: те, кто в лагерях, и есть товар. И деньги за них уже получены. Или будут получены? Короче, запутался я с тобой.
– Возьми меня с собой.
– Это зачем еще?
– Тебе переводчик нужен? Румынский знаю, венгерский, немецкий. Без языка нам нельзя никак.
– Зачем тебе это?
– Хочу сейчас, после того, что узнал, в глаза немцам посмотреть.
– Ну, есть у меня во взводе немец. Хороший парень.
– Советский?!
– Конечно, какой же еще!
– Нет, это не то.
– А что «то»?
– Ну, не знаю, нацист, что ли...
– Вот так и говори – нацист. Немецкая нация, знаешь ли, большая. Маркс, Тельман, Клара Цеткин...
– Да это евреи!
– Какие евреи, дурак. Немцы. Евреи у нас были.
– Во!!! А ты говоришь: мы, мол, оседлые.... А правят вами торгаши и кочевники без кола, без двора.
– Правили. В 37-м все переменилось.
– Надолго ли?
– А это сейчас, в этой войне, и решается. Победим всех врагов – значит, надолго. Нет – значит, и нам конец.
– И ты в такую битву меня брать не хочешь? Ты! Я тебя как самого дорогого гостя принял, барашка зарезал, а ты...
– Да пойми, не большой я начальник. Ну, довезу я тебя до ближайшей части. Там тебя в шею, меня под трибунал. Вот и повоюем.
– Слушай, я любого начальника приболтать сумею. Возьми ты, а там – не твое дело. А, может быть, я Первую цыганскую Бессарабскую конную дивизию организую!
– Первая конная уже есть, Буденный ты хренов.
– Ну, тогда просто переводчиком. Я в партию вступлю!
– Ага, возьмут тебя щас, в партию-то. Меня уже год как в кандидаты не берут, а ты в партию!
– Возьми, а? А я Азу попрошу тебе погадать...
– Ну, не знаю...
– Давай, возьми. Аза, поди сюда! Берешь?
– Ну, хорошо. Давай. Едем до места, а там сам договаривайся...
Работа летчика прифронтовой разведки оказалась намного сложнее, чем это представлялось Женьке раньше. Полеты весь световой день (а он ох какой длинный летом!). Прочесывание с воздуха огромных территорий. Бескрайние, правда, мелко нарезанные на наделы, поля. Перелески. Сеть горных речушек. Горы, горы, покрытые лесом... И нередкие пулеметные очереди из этих лесов.
А в последнее время, говорят соседки из бомбардировочной эскадрильи, появились немецкие истребители. Рыскают как волки, нападают на одиночные, отставшие или подбитые самолеты. Что для истребителя У-2? Одной очередью собьет. И не поможет Светка со своим УБТ.
Девчонки закрашивали заплатки на пробоинах, полученных накануне, и болтали.
– Свет, а как тебе этот орелик? Ну, Павел, что ли, или как его там?
– А, этот-то, истребитель? Да нормально. Нас, правда, задирает слегка. А так ничего. А что?
– Не слышала? Они нас сегодня к себе в эскадрилью вечером зовут. На танцы.
– Женька! А ты, прямо, не знаешь, что имеют в виду мужчины, когда приглашают девушку на танцы?
– Секса, Светка, у нас нет! И до свадьбы не будет.
– Ага. Ты точно, подруга, мужиков не знаешь! Мужики – это такие сволочи... хуже них только бабы!
Девчонки дружно рассмеялись. Под Светланой качнулось крыло, и она, не удержав равновесия, спрыгнула на землю.
– Женька, немцы... – услышала подруга севший от страха Светкин голос.
По поляне, которая по совместительству служила взлетно-посадочной полосой (а в свободное от основной работы время – самолетной стоянкой, на которой находились сейчас одноэтажные строения, отданные под жилье, командный пункт и другие тыловые помещения), бежало несколько десятков человек. С винтовками прошлого века, в грязных, мышиного цвета мундирах, они бежали, изредка стреляли, останавливаясь и припадая на одно колено, а то и стоя. В их атаке было отчаяние, какая-то безысходность. На убой. Просто, чтоб не сдохнуть по лесам от голода. На миру и смерть красна.
Техники, чумазые мужики, копавшиеся в самолетах СУ-2, без лишней суеты попрыгали по кабинам. Задвигались пулеметные установки. Один за другим затрещали пулеметы, выбрасывая струи трассирующих пуль. Бежавшие в атаку немцы были на летном поле, в прицелах мощных крупнокалиберных пулеметов, как на ладони. Пули резали людей, рвали на части. Исчезали, мелькнув красным трассером, в земле, рикошетили, разлетаясь причудливыми веерами. Сбоку прогрохотала спаренная 20-мм зенитная пушечная установка и поставила точку в этом неожиданном неравном бою.
Завывая мотором, из-за КП выскочила полуторка, набитая солдатами комендантской роты. Преодолев несколько сотен метров, подкатила к месту побоища. Охране пришлось лишь связать сдавшихся да перевязать раненых. Впрочем, и тех и других было немного.