Военно-геральдическому отделу Народного комиссариата обороны внести соответствующие поправки в воинские уставы и статуты.
Почетным отличительным знаком 9-го гвардейского танкового Кантемировского корпуса утвердить скрещенные в нижней части, расположенные под углом 90 градусов дубовые листья желтого (золотого) цвета. При обращении между военнослужащими использовать, наряду с уставными, обращение «гвардеец».
Подпись: И. СТАЛИН».
Комкор генерал-майор Петр Перерва, здоровый мужик с красной крестьянской рожей, вскинул свою ладонь-лопату к козырьку и голосом, от раскатов которого вспорхнули голуби с соседней крыши, гаркнул:
– Товарищи гвардейцы! Поздравляю вас со столь почетной наградой!
Полторы тысячи легких, словно мехи баяна, набрали воздух, чтобы через три секунды ответить:
– У-уррра-а-а!!!
– Вольно!
Ликованию не было предела. Волна пилоток взлетела над строем. У многих в глазах стояли слезы радости, гордости за свой боевой труд и комок в горле – от волнения, от скорби по погибшим товарищам.
– Равняйсь! – генерал-майор снова, как непокорную лошадь за узду, ухватил внимание личного состава.
– Смирр-на! К выносу Знамени стоять смирно! Равнение на Знамя!
Лицо Короткова светилось, как новый знак «Гвардия» на его груди.
– Докладывай, гвардеец, что там у вас случилось.
Стариков, вообще-то ожидавший разноса за задержку в пути, слегка расслабился.
– Товарищ капитан, все нормально. Помогли мы пехоте, царице полей, эти самые поля под свою корону вернуть. Пять немецких зенитных 57-мм пушек вкатали. Эти хлопчики там ещё генерала немецкого взяли, мы им огнем помогли.
– А что за история у вас случилась, ну, как городок-то этот называется, забыл...
– Петрошени?
– Да. Давай рассказывай.
– Да рассказывать-то, товарищ капитан, особо нечего. Танк провалился в подземелье, мы вытащили, поехали дальше.
– Ой, темнишь, лейтенант.
– А что мне темнить-то?
– Сначала в панику кинулся, по рации давай названивать, потом два часа молчал, теперь мне лапшу вешаешь, что ничего не было!
– Ну, построили «обструкцию», как ее Шеломков обозвал, вытащили...
– А в подземелье что было?
– Да ничего не было. Ход обрушился, камни, кирпичи черные.
– Смотри, лейтенант, не играй с судьбой. Пока вы ездили, тут слух прошел, что в пехоте двух офицеров расстреляли и нескольких солдат. Энкавэдэшники нашли у них побрякушки какие-то румынские. Мне уже запрос на тебя приходил из «Смерша». Ты кому там морду бил?
– Да мы не били их, точно говорю. Они у цыган взятки вымогали. Я их арестовал, они еще хотели сопротивляться, но у нас не забалуешь. Потом Шеломков их увез. Претензий не было!
– Короче. Все танки проверь, карманы у всех выверни, чтоб ничего не было. И, если у кого что будет, ко мне его немедленно. Понял?
– Так точно.
– Ко мне! И не сам разбирайся. А что за цыган там с вами был?
– Сандро, что ли? А он в штабе Армии сейчас. Я не удивлюсь, если скоро услышу про Первую цыганскую конную армию.
– Да, по коням они спецы... И еще: местные нас сегодня на прием приглашают. По случаю мирного договора. Ты пойдешь?
– А можно, товарищ капитан?
– Тебе можно. Ну, еще со взвода пару-тройку солдат возьми. Всех проверь, чтобы подворотнички, бляхи, пуговицы, сапоги сияли, как у кота... Да, невесты тут у нас объявились. Воздушная разведка. Я позже приказ издам, но имейте в виду, пока война, дуэли я запрещаю. Все понятно?
– Так точно.
– Свободен.
– Есть.
Москва. Кремль
Шапошников делал доклад, и было видно, как он волнуется:
– Итак, товарищи, группа старшего лейтенанта Чернышкова устроила диверсии в Братиславе. Взорвали здание генштаба, местного гарнизона, подожгли склады на железной дороге. С помощью реактивного снаряда РС-8 взорвали нефтеналивной танкер, стоящий под разгрузкой в речном порту. Провели диверсию на электростанции, взорвав выходные трансформаторы. В результате город остался без электроэнергии в момент налета наших самолетов. Нашли и сделали целеуказание самолетам на здание гостиницы, где находилась резидентура абвера в Словакии. При налете почти все шпионы и служба безопасности химической части были ликвидированы. В городе группе Чернышкова удалось создать панику. На борьбу с разрушениями и пожарами немцы и словаки бросили все силы, в том числе и часть охраны аэродрома. А осназу тем временем удалось нейтрализовать охрану аэродрома, захватить расположение химической части немцев. Захвачены, как вы знаете, и оставшиеся после налета в живых ученые химики.
После этого осназовцы встретили десантников 201-й бригады и 9-го десантного корпуса. Вокруг аэродрома создан постоянно расширяющийся плацдарм. 201-я бригада и группа Чернышкова разбили во встречном бою части словацкого гарнизона и охранную дивизию немцев, попытавшиеся ликвидировать десант. В данный момент захвачена северная окраина Братиславы, создан плацдарм на правом берегу Дуная, налажен авиамост, по которому авиация дальнего действия перебрасывает танки Т-40, Т-38, боеприпасы, топливо, продукты.
Основываясь на радиограмме командующего группой войск генерала-майора Чуйкова, Генштаб КА представляет старшего лейтенанта Чернышкова Александра Ивановича к званию Героя Советского Союза и присвоению очередного воинского звания – капитан Красной Армии. Членов его группы – к медалям «За отвагу».
– Вот так всегда, – проворчал Берия. – Мы работаем, а славу армейцы гребут.
Сталин едва взглянул на Берию, а эффект – как будто кипятком в лицо плеснул. Встал, бесшумно ушел куда-то за спины, только Шапошников его видит.
– Продолжайте, Борис Михайлович.
– У меня все, товарищ Сталин.
– Хорошо. Есть ли потери?
– В группе Чернышкова один легко ранен, один лишился зубов. Это во время взятия аэродрома. А далее их следы теряются. Известно от Чуйкова, что они продолжают громить немцев в окрестностях Братиславы.
– А вот это, Борис Михайлович, не очень хорошо. Нужно, чтобы герои были представлены к наградам.
После обсуждения еще нескольких вопросов Сталин отпустил всех, попросив, однако, Берию задержаться.
– Ты что делаешь?! – Начал он, когда двери за Молотовым, который шел последним, закрылись. – Ты что, Лаврентий, не можешь придержать язык? Так откуси его!
– Товарищ Сталин, да я по делу ему сказал, – перешел на грузинский Берия, – что они заладили – армия да армия!
– Ты мне это прекрати! Сейчас все они там – армия. Ты думаешь, этот парень бегает там по лесам, режет фашистов, он что, для НКВД это делает?
– Товарищ Сталин, они сейчас хотят, пользуясь моментом, набрать силу, а когда нарушается баланс, это чревато разрушением всей конструкции.
– Слушай, Лаврентий, а не пора ли тебе на передовую?
– Товарищ Сталин, вы же знаете, что я не струшу. И я вас знаю. Не пошлете вы меня на фронт. Для вас успех дела важнее персонально какого-то Берии.
– Иди с глаз моих, – и, перейдя на русский: – Перед Шапошниковым извинись.
После того, как Лаврентий Павлович вышел, вошел секретарь Сталина Поскребышев:
– Товарищ Сталин, к вам по вашему вызову явился генерал-лейтенант Рычагов.
– Пригласите.
Вошел молодой, лет тридцати, а по внешнему виду, вообще мальчишка, Павел Рычагов.
– Здравствуйте, товарищ Рычагов.
– Здравия желаю, товарищ Сталин.
– Как учеба в Академии?
– Товарищ Сталин, война идет, до учебы ли, штаны протирать?
– Учиться, товарищ Рычагов, всегда есть время. Мы вот воюем и учимся. Ну а вы-то, поостыли в Академии? Или до сих пор молодой-горячий?
– Остыл, товарищ Сталин.
– Это хорошо. Вот с холодной головой вы и запустите в производство наш новейший, еще не проектированный даже бомбардировщик. Понятно, что это должен быть самый лучший, самый дальний, самый грузоподъемный стратегический бомбардировщик в мире. Война нам отпускает мало времени, поэтому на проектирование, постройку, испытания и запуск в серию срок вам – три месяца. Что нужно, все проси. Все дам.