Пока она изливалась в благодарственной речи, я попробовал присмотреться к ней. По сути, дамочка была совсем неплоха, а пустой взгляд и слегка поехавшую крышу легко можно было объяснить прикованностью к месту встречи. Ног у Урсулы я не заметил. Ниже пояса она была вполне женственной, хоть и замотанную в шаль, подозрительно отдававшую зеленью мха, но ниже колен ее конечности уходили в землю, скорее всего перерастая в корневую систему общего организма. Никакого волнения по этому поводу я не заметил. Дамочка, похоже, давно привыкла к своей не самой завидной участи. И все же мне было ее жаль.
… - Не с пустыми руками, — продолжала Урсула и, подняв пустой взор, увидела прямо перед собой Избранного. — А что ты…? — хотела сказать она, но его руки сомкнулись на ее легком теле, так давно не ощущавшего ничего, кроме собственных рук.
— «Чем же я провинилась?» — напряженно подумала сводница, закрывая глаза. — «Впрочем, какая разница? Все одно лучше принять смерть, запоздавшую на полвека, чем заживо гнить в грибнице». Страха не было. Слишком много лет прошло, чтобы лишние эмоции исчезли как дым. Она помнила многолетние грибы, окружавшие ее поныне, еще мелкой рассадой. Урсула за тонну столетий разучилась бояться, злиться, радоваться или огорчаться. Она полагала, что забыла все чувства, кроме эмоций леса, но последующие действия парня разубедили ее.
Мягко гладя дрожащую Урсулу, я приблизился и провел кончиком языка по ее вздрагивающей шее. Девушка при этом широко раскрыла глаза, в которых кроме пустоты зажегся огонек надежды, и отчаянное желание обрести что-то кроме унылого одиночества, но не издала, ни звука, боясь нарушить священнодействие. Я же продолжил ласки, мягко снимая с нее намотанную хламиду. Под кучей одежды скрывалась весьма неплохая фигура, которую не смогло затронуть даже такое невероятное количество лет. Девушка, уже не скрываясь, тяжело дышала, подаваясь вперед всем телом, жаждая прикосновение моих губ и пальцев…
— «Я сошла с ума», — думала старая сводница, не сводя глаз с ласкавшего ее юноши. — «Ну, конечно! Это должно было рано или поздно случиться! Недаром, уже все вокруг шептались, что Урсула изжила себя! Все же я не вечная. Проклятый Аслан! Обещал, что я встречу освобождение от Наказания в здравом уме и твердой памяти, а я чувствую на себе его руки и … А-ах-х-х! Как же давно никто не трогал меня там. И там. И языком! Уу-ух! А что, если… Если это не сон? Что, если я не сошла с ума, и Избранный снизошел до меня? Да ну, бред!» — отмахнулась Урсула от собственных мыслей. — «Но, пожалуй, раз это мои горячечные сны, я отдамся им со всей силой, на которую только способно это изможденное тело!..»
Внезапно, я ощутил, как милфа резко изменила отношение ко мне. Если до этого момента она принимала ласки безропотно, как марионетка, слегка приобнимая мои плечи, то вдруг накинулась на меня как голодная львица на свежий кусок мяса, присасываясь жадными губами к моим.
Оно пробудилось!
Только благодаря тому, что ее ноги-корни не позволяли ей сдвинуться с места, мы сумели сохранить равновесие. Остальные девушки давно попрятались, хотя я ловил эмоциональные всплески. Судя по всему, никто не ожидал от меня подобного шага, но мешать никто не осмелился. Поэтому, я приступил к следующему шагу.
Урсула не сразу поняла, что я хочу от нее, но покорно улеглась спиной на собственную расстеленную одежонку. Я немного опасался за ее шляпку, но, как показала неоднократная практика в пентхаузе, мои опасения были беспочвенны. Головные уборы Миканид были прочнее мифрила. Даже когда девушки случайно падали на них, то шляпки оставались совершенно целыми. Также было и с Урсулой. Она слегка повозилась, устраивая голову, и быстро успокоилась. Ее объемная грудь, которую было практически не разглядеть под мешковиной одежды, колыхалась в ожидании чуда. И я не заставил себя долго ждать…
… - Что это?! Я как будто парю? Я вижу весь Лес, как будто взлетела выше Столетней Грибницы! Но, как это возможно?!
— Все просто, дочь моя. Ты прощена! Время пришло! Время присоединиться к твоим братьям и сестрам!
— Аслан?! Но… как?! Я умерла?! Избранный? Неужели он, все-таки убил меня, а остальное привиделось?
— О чем ты, дочь моя? Все было взаправду! Это и было Прощение! Но хватит разговоров. Иди же на свет…
— А ты хорош, Паладин, хорош! Действительно, ты отличаешься от предшественников, которые не смогли разглядеть женщину в Урсуле, моей любимой дочери. Пожалуй, стоит приглядеться к тебе поближе…