<бы> загроможден изломанною рухлядью прошедшей образованности или прошедшего варварства, был бы засорен черепками давно оставленных прихотей. Я продал несколько этих шифоньерок в Германии: к сожалению, там цена на них теперь упала, а здесь даже не знают их достоинства; но в Голконде, где очень любят порядок, головы такие были расставлены по всему протяжению общества в известных дистанциях, как у нас по деревням бочки с водой, и жители сбрасывали в них все вещественное и умственное старье. Благодаря этому заведению никакая человеческая глупость не терялась в том краю, и казна не издерживала ни копейки на археологические поиски. Люди, смышленые подобно нам, вытаскивали из них потихоньку эти тряпки и, промыв их, подкрасив, продавали тем же жителям за новые идеи: этот порядок водится и теперь во многих африканских землях и называется там бесконечным совершенствованием человечества . Ах, милостивые государи и государыни, сколько дивных вещей, которыми вас здесь морочат мои почтенные собратия шарлатаны, узнали бы вы настоящим образом, если б решились съездить летом в Голконду!.. Я открываю вам чистосердечно все тайны ремесла, потому что у меня нет обмана. В этом шкафу под 5 хранятся г о л о в ы-с о б а ч к и, с передовым умом, который тоже никогда не бывает у себя дома; но он но тащится за своей головою в тысяче верст назади, как предыдущий, а обгоняет ее несколькими ветками или, по крайней море, одним столетием - и мчится вперед не оглядываясь. Страшные головы! Они совершенно противоположны тем, которые имел я честь показывать вам недавно: всегда в движении, всегда забегают вперед своему веку, скачут ему па шею и лают, подобно моськам, опережающим бегущих лошадей. Они не помнят и не знают ни того, что есть, ни того что было; все рвутся вперед, все силятся поймать зубами за пяту будущность, которая от них уходит. Вам, может статься, никогда не приводилось заметить, - теперь вы видите собственными глазами! - что родятся на свете головы с таким умом, из которого для настоящего времени нельзя даже сварить каши: он пли будет годен к употреблению через тысячу лет, или бы годился десять веков тому назад. Шифоньерки смирные и полезные головы, но собачки ужасно скучны и несносен. Они беспрерывно лают на настоящий век, кусают ноги своего общества и предсказывают ему будущее, обделанное по их желаниям и понятиям. В Голконде не знали, что с ними делать. Наконец, мудрый султан Шагабагам-Балбалы-кум, видя, что они напрасно тратят время на пророчиние того, что сбудется едва за сто тысяч лет, а может быть, и никогда не сбудется, пожелал употребить их прорицательный дар на чтонибудь полезное и велел им предсказывать погоду. Плохо шли их предсказания в Голконде. Мудрый султан велел их высечь по пятам, и с тех пор, если случалось, что он страдал бессонницею, то призывал их к себе и заставлял рассуждать под своею кроватью о будущем возрождении мужчин посредством женщин, что всегда усыпляло его через пять минут. Вы изволите видеть два пустые места в этом шкафу: здесь были две головы этого разбору; я продал их почти за бесценок: одну господину Морфи в Англии, а другую профессору Штифелю в Германии: они надели их себе на плеча и сочиняют теперь календари с означением на целый год вперед хорошей и дурной погоды. Вот новый класс голов. Головы, технически называемые у нас б а л а г а н а м и. Позвольте поставить несколько их на этом столе и снять с них крышки для вашего удовольствия, потому что это чрезвычайно любопытные головы. Прошу посмотреть в середину. Они пусты внутри; в этой пустоте туго натянута ниточка наподобие каната в балагане Лемана; но это не ниточка, а идея... и всегда чужая идея. В этой, например, голове натянута идея - умственное движение; во второй средние века; в третьей - время и пространство; в четвертой - новая драма; в пятой - промысел народов, и так далее. Умов теперь но видно, потому что они за кулисами; но как скоро я подам знак своим жезлом, они вдруг выскочат, наряженные паяцами, и начнется представление. Шамбара-мара-фара!.. смотрите в эту голову! Натянутая в ней ниточка названа в моем каталоге, кажется, германскою философией. Видите ли этот маленький, бледный, худощавый ум? Видите ли, как он ловко вскочил на свою идею и как проворно пляшет по ней без шеста?.. Как прыгает, ломается, кувыркается?.. Какие делает сальто-мортале?.. Вот он берет стул и столик, ставит их на этой паутинной ниточке и будет завтракать! Вот схватил скрипку и пустился плясать вприсядку на канате! Вот поскользнулся и свалился на землю - ив два прыжка опять очутился на своей идее - и танцует по-прежнему! Это голова одного отчаянного писателя: когда, бывало, станет он прыгать по какой-нибудь тоненькой чужой идее, вся Голконда не может налюбоваться на его искусство. Теперь, господа, пожалуйте в эту сторону: я представлю вам самую богатую часть моего собрания - четыре шкафа голов, названных в моем каталоге г о р ш к а м и, с умом водянистым. Он жидок, прозрачен и безвкусен как вода и стоит в них тихо, пока вы не приведете их в соприкосновение с теплотою какой-нибудь модной идеи. Я могу показать вам небольшой опыт с ними: у меня есть для этого полный прибор, очаг с длинною плитой, в которой поделаны отверстия как для кастрюль. Беру из шкафов двадцать четыре головы-горшка и ставлю их в эти отверстия. Сперва вскрываю черепа, чтоб вы удостоверились, что все они налиты чистым умом из холодной воды и что тут нет обмана. Потом высекаю огонь, зажигаю один роман Вальтера Скотта и подкладываю его под плиту. Прошу обратить внимание: по мере того, как огонь согревает, вода б олее и более шевелится - и вот все горшки вдруг закипе ли историческим романом! Слышите ли, как в них клокочет исторический роман?.. Теперь надо скорее закрыть горшк и крышками и поставить назад в шкафы: а то будут кипеть, кипеть, пока весь их ум не испарится, и в другой раз нельзя будет употребить их для опытов! Это, изволите видеть, голов ы голкондских подражателей. Вот еще любопытные вещи: г о л о в ы-м о р т и р ы, с умом параболическим. По ним все дрянь: они знают, как все лучше сделать. Но они не так глупы, как кажутся, и дела свои умеют обделывать прекрасно: чтобы казаться глубокомыс леннее, они порицают и унижают все, что в них не вмеща ется. Первое их правило - ничему не удивляться. Приведите их под Тенериф, и они вам мигом проглотят Тенериф как пилюлю и спросят: Где же Тенериф? И что находили вы в нем высокого или удивительного? А если им не удастся проглотить, то вот как они действуют. Они никогда не прицеливаются умом прямо в предмет, но стреляют им вверх, как бомбою, и стараются попасть в цель вертикально, описав наперед по воздуху огромную параболу; само собою разумеется, что они никогда в нее не попадают - всегда или заходят далее, или лопаются с треском в половине пути, исчертив воздух лентами серного пламени и наполнив его умозрительным дымом. В Голконде это называется - бросать высшие взгляды; не знаю, как здесь?.. Но смотреть на это очень забавно, особенно в темную ночь, когда эти головы, ополчившись, осаждают другую голову, которой ума они боятся. Мудрый султан Шагабагам-Балба-лыкум чрезвычайно любил тешиться этим зрелищем: он готов был оставить самый великолепный фейерверк и ехать смотреть на бомбардировку высшими взглядами, чтобы хохотать над самонадеянностью этих мортир и над их бесконечными промахами. Обезглавив все свое царство, он вовсе не раскаивался в этом ужасном поступке, и когда мой незабвенный наставник возвратил ему подданных, султан всего более радовался тому, что они возвращены ему без голов. Однако ж при расставании он сказал ему со вздохом: Увы! теперь моим голкондцам не из чего даже бросать высшие взгляды!.. Ну, да они народ смышленый и, спохватясь, что у них нет голов, наверное, придумают средство стрелять высшими взглядами из сапога . Показывать ли вам еще разные другие редкости моего кабинета, головы, называемые п л а в и л ь н ы м и п е ч а м и, с умом белокаленым, на который всякое брошенное понятие мигом испаряется в газ, и вы видите от него только туман, мглу, умозрение; г о л о в ы-н а с о с ы, с умом из грецкой губки, которою вбирают они в себя всякие чужие мыс ли: наполнившись ими, они выжимают их в грязный ушат своей прозы, чтоб опять вбирать другие мысли и сделать из них то же употребление; г о л о в ы-в е р е т е н а, которые бесконечно навивают одну и ту же идею; г о л о в ы- ш а м п а н с к и е р ю м к и, которые без всякой видимой цели быстро пускают со дна искры пьяного газа и пенятся шумным слогом; г о л о в ы-л у ж и, с студенистым умом, который беспрерывно трясется, - это называют они по-голкондски юмористикой, - ни к чему не способен, ничего не производит, а только если чужая репутация ступит на него неосторожно, он тотчас поглощает ее в свою нечистую бездну или забрызгивает своею грязью; головы-мешки, которые, выбросив из себя мысли, насыпаются фактами; г о л о в ы-в о л ы н к и, на которых играют похвалу только всем глупостям; головы-туфли, г о л о в ы-в ер е т е л а, б а р а б а н ы, т е р м о м е т р ы, к р ы с ы, и прочая, и про чая?.. Я думаю, вы утомились их осмотром и ожидаете от меня новых доказательств моего искусства. Собираю все мои головы в корзины и высыпаю их перед вами на средину залы. Вы имеете перед собою огромную груду голов разного разбора и свойства; груду голов сваленных, перемешанных, перепутанных, опрокинутых, теснящих, давящих одна другую, - точный образ благоустроенного и просвещенного общества или кучи яиц. Что из них сделать? К чему годятся людские головы?.. Из туловища можно сделать важного человека; из головы - ничего!.. Вот три большие колпака: прошу посмотреть - в них ничего нет! Из этой груды беру три головы - три какие-нибудь - для меня все равно: одну, например, из балаганов , другую из мортир , третью из плавильных печей . Каждую из них накрываю одним колпаком. Все вы изволили видеть, что под каждый колпак положил я по одной голове; теперь назначьте сами, под которым колпаком должны эти три головы очутиться: под первым, под вторым или под третьим?.. Под вторым? Извольте! Поднимаю второй колпак: вот все три головы под одним колпаком... Ах, да это не головы! Это - книги!.. Головы превратились в книги!.. Какое странное явление! Так из людских голов можно по крайней мере делать книги? Кому угодно раскрыть эти толстые, прекрасные сочинения и посмотреть их содержание? Вы помните, что я взял три головы: в одной из них ум, наряженный паяцем, прыгал по тоненькой идее, натянутой в виде каната; другая стреляла высшими взглядами; третья, с умом белокаленым, мигом превращала понятия в пар, в туман. Поэтому если я не подменил голов благовременно приготовленными книгами, если я действительно в состоянии делать чудные превращения, эти три книги должны соединить в себе свойства трех умов, вынутых мною на выдержку из груды. Милостивые государи!.. Позвольте спросить... нет ли здесь между вами читателя?.. Никто не откликается?.. Вот это досадно! Кто ж будет читать книгу, которую мы состряпали?.. Господа! скажите по совести... не стыдитесь... кто из вас читатель? Нет ни одного? - Есть один... Я читатель. - Ах, как вы нас обрадовали! Великодушный человек!.. Благосклонный читатель, пожалуйте сюда поближе; благо волите прочитать почтенному собранию заглавие этого со чинения. - История судеб человеческих ... - История судеб человеческих ? Какое замысловатое заглавие! Эти голкондские головы как будто нарочно созданы для заглавий!.. Загляните теперь в содержание: вы найдете там и пляску на одной идее, и высшие взгляды, и туман, и разные разности, о которых и говорить нечего в такой честной и благородной компании. Ну, что, есть ли?.. Есть! Тем лучше. Видите, что я не обманываю. Кто хочет купить у меня эту Историю ? Господа, не угодно ли - подписываться на эту любопытную историю? Теперь у меня только один экземпляр; но вы видите, какая здесь куча голов: все это литература!.. я в минуту сделаю из любой головы точно такую же историю. Прошу подписываться! Кто желает?.. Никто?.. Так надо приняться за другой фокус. Прикажите же теперь сами, что должен я сделать из этой истории. Сударыня, что вам угодно, чтоб я из нее сделал. - Роман. - Хорошо. А вы, почтенный и добродетельный муж, что желаете из нее сделать? - Нравоучение. - Очень хорошо! А вы, прекрасный юноша? - Портфель с деньгами. - Бесподобно! Я получил от вас три различные требования; но всех их невозможно вдруг исполнить: одно даже совершенно неудобоисполнимо. Из истории вы хотите сделать нравоучение этого и сам Великий Алберт, постигший все тайны природы, никогда не делывал. Видно, что почтенный и добродетельный муж, который предложил мне это требование, никогда сам лично книгами не занимался, а производил чтение посредством секретарей. Согласитесь, что история и нравоучение две вещи слишком противоположные, чтоб одну из них можно было превращать в другую: если б люди действовали по нравоучению, истории не было б на свете было бы только нравоучение; и, обратно, если б они вели себя по истории, нравоучение было бы наукою совершенно излишнею: довольно б было поступать по истории. Таким образом, простите меня, почтенный и добродетельный муж, если я предпочту приказание этой дамы: прошу пожаловать мне сочинение, которое сделал я из трех голкондских голов. У кого оно?.. Прошу также посмотреть, что у меня нет ничего в руках и рукава засучены: беру эти три книги, которые вы уже видели, и как скоро на них подую... Раз, два, три! - Пх!.. Извольте читать, сударыня! - Судьбы человеческие. Роман в трех частях . - Подменил заглавие! Подменил заглавие! - Кто говорит, что я подменил заглавие? Как вам не стыдно, господа, клеветать на меня так ужасно! Вы изволили быть свидетелями, что у меня ничего не было в руках. Разумеется, что самое простое средство сделать из истории роман это переменить заглавие; но я не такой человек... Я не употребляю таких грубых обманов. Это волшебные превращения, искусство делать из людских голов разные вещи, и вы сами видите, что с помощию этого искусства сочинение чрезвычайно улучшилось и усовершенствовалось, потому что теперь вы читаете его с любопытством, тогда как за историю не хотели мне дать ни копейки... Прошу, однако ж, отдать мне мой роман: я хочу показать его прекрасному юноше... Прекрасный юноша, вы от меня чего-то требовали: извольте взять в свои руки этот роман и держать его крепко, а когда я на него подую... Раз, два, три! - Пх! Посмотрите, что у вас в руках? - Ах!.. Толстый портфель!.. с ассигнациями! - Ведь вы требовали портфеля с деньгами! Чему же тут удивляетесь? Все это превращения людских голов и ума человеческого; превращения странных образов мыслей в историю, - истории в роман, - романа в деньги, - а денег... Пожалуйте мне портфель обратно. Почтенный и добродетельный муж благоволит взять этот портфель и положить его себе в карман. Берите смело; не бойтесь... ну, так! Хорошо! Застегните плотно платье, чтоб кто-нибудь не вытащил у вас этого клада. Я между тем, милостивые государи и государыни, покажу вам новое чудо моего искусства. Видите ли эту груду голов? Все это головы, принадлежащие моему собранию редкостей: их должно быть двенадцать тысяч без трех голов, которые употребил я для вашей потехи на выделку разных творений... Почтенный и добродетельный муж, возвратите мне портфель с деньгами: он мне крайне понадобился. - С удовольствием. - С удовольствием? Я не думаю! Деньги никогда не возвращаются с удовольствием, даже чужие. Что ж вы это мне возвращаете?.. Ведь это не портфель, а какая-то книжка? Посмотрим заглавие... Искусство брать взятки, нраво учительная повесть . Прекрасно! Вы кладете в карман деньги и из того же кармана вместо денег вынимаете и дарите почтеннейшей публике нравоучительное слово против взяток! А, господа! Если вы так составляете литературу, то я удивляюсь, как еще находите вы читателей! Теперь для удостоверения вас, что здесь не было никакого обмана, я сожигаю эту книжечку, обращаю ее в золу, подливаю немножко воды, делаю из всего этого тесто, разделяю его на три шарика, беру три стеклянные трубочки, конец каждой из них упираю в один шарик и, соединив во