Во время интернатуры я слышала, как медсестры болтают о «Мужчине у моей постели», видении, о котором, как они заявляли, всегда рассказывали пациенты в ночь перед смертью.
Оба образа смерти были пугающими и странными для меня, они вырисовывались где-то в будущем как стандартизированный тест или лечение корневого канала, что-то неприятное, чего ты не можешь избежать. То, что я испытывала сейчас, было успокаивающим и постепенным, мои чувства исчезали одно за другим, в то время как свет становился все ярче в моем слабеющем сознании.
Вместо того чтобы увидеть рай, я увидела аллею и улицу внизу. У моих ног лежало безжизненное тело с разорванной грудной клеткой. Будто это была какая-то страшная книга сказок.
Я бы хотела всю мою жизнь видеть мир вокруг себя таким, каким он был сейчас: окрашенным в размытые тона акварельных красок. Вдруг там, где прежде был пустой тротуар, появились бесцельно блуждающие, как в каком-то жутком балете, тени. Огромный рыже-муаровый кот медленно шел по аллее, остановившись, чтобы обнюхать тело.
От витальности и жизненной энергии животного мое дыхание прервалось. Тени сразу же приблизились к нему и протянули свои длинный пальцы, чтобы потрогать его, прежде чем тот зашипел и убежал обратно туда, откуда пришел. Я хотела последовать за ним. Мне нужно было коснуться кота и почувствовать его жизнь. Но что-то подобно якорю удерживало меня.
Толчок в моей призрачной груди напомнил мне, что в моем теле все еще оставалось дыхание и жизнь. Я же уже просто хотела умереть.
Так вот каково это — становиться призраком.
Я услышала голос Натана, когда он прошел по аллее, остановился, принюхался к воздуху.
И зарычал от ярости.
Упал на колени рядом с моим телом, раскинув руки, как будто не знал, что делать сначала. Печально… хотя не так уж и печально, потому что все мои чувства, казалось, проходили через фильтр… я поняла, что он хотел спасти меня.
Я хотела сказать, чтобы он не беспокоился. Но это требовало слишком много усилий, а я слишком устала.
Тени мерцали и пульсировали, но они не набросились на Натана, как это было с котом. В нем не было жизни, не было красок. Только бледные полутона грусти, которые имелись и у самих теней.
Натан поднял мне голову и поцеловал мои безжизненные губы. Слеза капнула на мою холодную кожу. Эта слеза не могла быть моей.
Его нежность заставила меня почувствовать что-то. Сожаление?
Мои новые товарищи поманили меня, и я потянулась к ним. Не руками. У меня не было рук. Также как и у них. Но они окружили меня, и их объятие было теплым и утешающим.
Натан поднес свое запястье ко рту и прокусил его. Темная кровь полилась в мой безвольно открытый рот.
Призрачные люди заколыхались и стали тускнеть.
Нет!
Я пыталась бороться, но мало-помалу снова возвращалась к жизни. Сначала я стала яснее слышать звуки. Потом почувствовала слабую боль и ощущение горячей, густой крови, собравшейся в моем рту. Я глотнула, и боль стала увеличиваться, пока все мои чувства не свелись лишь к голоду и агонии.
Я сомкнула губы на его запястье. Когда я втянула больше крови в рот, Натана пронзила дрожь.
— С тобой все будет хорошо, — прохрипел он, держа мое израненное тело в своих руках.
— Я видела их, — прошептала я и снова отключилась, но в этот раз там не было потерянных душ, приветствующих меня.
Я была прикована к темноте.
_____
1) Элизабет Кюблер-Росс (нем. Elisabeth Kьbler-Ross; 8 июля 1926, Цюрих — 24 августа 2004, Скоттсдейл, Аризона, США) — американский психолог швейцарского происхождения, создательница концепции психологической помощи умирающим больным.
Первая подняла вопрос об ответственности врача не только за здоровье умирающего, но и за то, чтоб последние дни жизни больного были прожиты с достоинством, без страха и мучений. Тема смерти её стала интересовать ещё в детстве, когда умерла её соседка по больничной палате, одна в холодной медицинской атмосфере, вдали от родных.
Кюблер-Росс окончила медицинский факультет Цюрихского университета, после чего в 1958 г. уехала в США. Она много работала в больницах Нью-Йорка, Чикаго и Колорадо. Её глубоко возмущало обращение врачей с умирающими больными как с неодушевленными предметами. С больными не разговаривали, не говорили им правду, подвергали мучительным процедурам. В отличие от коллег она с умирающими общалась, слушала их исповеди. Так появился курс лекций о предсмертном опыте.
Она писала книги, читала лекции, вела семинары. В 1994 году после инсульта переехала жить на ферму. Там, в 2004 году, она и умерла, умерла именно так, как и хотела— в уютной домашней атмосфере, в окружении родных и близких.
ГЛАВА 21
Рожденная заново (иначе)
Я не имела представления о времени в процессе своего выздоровления. Все двигалось от темноты к свету через неравные интервалы. Иногда я открывала глаза, но мое зрение было слабым и несфокусированным, как у новорожденного.
Порой какие-то образы возникали у меня в голове. Некоторые были неузнаваемы, но некоторые оказались моими воспоминаниями в какой-то искаженной перспективе, как будто я наблюдала за собой в кинофильме. В самых часто повторяющихся картинах я видела свое безжизненное тело в аллее. Это выглядело как сцена из фильма ужасов и повторялось снова и снова.
Чем больше я спала, тем сильнее становился мой голод. Когда он, наконец, превзошел усталость, я проснулась, слабая и больная.
Хотя моя память была затуманена, я знала, что нахожусь в постели Натана. Его запах был повсюду вокруг меня, и мое тело с удивительной силой откликнулось на это. Оно потребовало, чтобы я нашла Натана.
Сначала я боялась двинуться. Я помнила, что мое горло было перерезано. Не имея представления о том, сколько спала, я не знала, насколько исцелилась. Коснувшись шеи, я ощутила только гладкую новую кожу.
— Ты проснулась.
Я узнала, что Натан вошел в комнату прежде, чем он заговорил. Почувствовала его. Он выглядел измученным, как будто не спал несколько дней.
Я взглянула на часы, стоящие на ночном столике.
— Сейчас действительно полдень?
Натан кивнул:
— Как ты себя чувствуешь?
Под глазами у него были темные круги, лицо выглядело осунувшимся и измученным. Когда он заговорил, то звук был такой, будто по его голосовым связкам прошлись теркой для сыра.
— Мне больно, — честно ответила я. — Очень сильно. И я голодна.
Натан энергично потер лицо руками и испустил длинный выдох, как человек, который столкнулся с непосильной задачей. Но ободряюще улыбнулся.
— Давай сначала разберемся с болью, затем я посмотрю, что можно сделать с тем, чтобы достать тебе немного крови.
Я осторожно сместилась на постели: при этом движении раскаленные добела копья боли пронзили верхнюю часть моего тела.
— Как долго я была без сознания?
— Восемь дней. Девять, если бы я дал тебе достаточно лекарств.
— Что с Киром? — Я подумала, что выражение лица Натана стало злым при упоминании этого имени, но у него было право на это. А у меня было право знать. — Ты убил его?
Натан отвернулся от меня.
— Нет, мы не убили его. Я предложил отложить миссию на случай, если ты выживешь и станешь жаловаться на меня, когда обнаружишь, что мы все уладили без тебя.
По крайней мере, он не потерял чувство юмора. Рядом с кроватью Натан поставил складной карточный стол с чистыми полотенцами, набором первой помощи и огромным количеством упаковок марли и лейкопластыря. Большинство из них были пустыми.
Он поднял шприц и отмерил дозу инъекции какого-то лекарства. Мне было все равно, что это, покуда оно избавляло меня от сокрушительной боли в грудной клетке.
Бинт, обмотанный вокруг моей груди, делал из меня следящую за модой мумию, которая надела топик. Я прижала руки к ребрам и снова резкая боль пронзила все тело.
— Не могу дышать.
Натан сел на кровать рядом со мной, внимательно следя за тем, чтобы не делать никаких движений, которые бы потревожили меня.