Мент задумчиво кивнул. Я похвалил себя за правдоподобную подробность. Полвека назад тут шли тяжелые бои, и земля нашпигована военным железом. «Молодец! — сказал я себе. — Чем больше достоверных деталей, тем проще соврать в главном».
— Идем мы, значит, с братаном, и вдруг металлоискатель срабатывает! Братан говорит — «давай копать!», а я говорю: не, вдруг рванет?!
— Погоди, — вмешался ушлый мент, — ты же сказал «бриллианты». Эта штука разве и камни под землей видит?
— Разве я сказал «бриллианты»? Ну да… Я имел в виду: кольца, диадемы, фермуары, эти…флердоранжи…
— А, в оправе. А ты, стало быть, металлоискатель настроил на драгметаллы. Понял. Неглупо, — одобрил мент.
Кажется, он начинал мне верить.
— … короче, я и приехал на этот раз один, — закончил я. — А место-то и забыл! Зимой тут все по-другому выглядит. Земля замерзла, где попало, копать не хочется. Вот я и сижу — вспоминаю.
— Ночью?
— И днем, и ночью! Все сижу, и думаю только об одном — о них, родимых, о сокровищах фамильных…
— Понятно, — буркнул мент. — Все только о бабле и думают круглыми сутками.
Некоторое время он в задумчивости топтался у забора, явно не зная, как поступить.
— Ты вот что, — решил он под конец. — Найдешь, зови меня. Надо непременно заявить государству. Двадцать пять процентов положено тебе, знаешь?
— А тебе сколько? — не удержался я.
Мент, кажется, обиделся. Я ему, конечно, не поверил. Честный мент? Это еще невероятнее, чем венский стул в огороде. Я даже подумал, что он мне снится.
На следующий день отоспаться толком не удалось — я все-таки простудился. На участке сидеть надоело. Чихая и кашляя, я отправился на прогулку по Зеленкино.
Как я и думал, садоводство было совершенно безлюдным. Возле станции тусовалась стая бродячих собак и совершенно дикий с виду бомж — и чем они тут живут? Друг друга едят, что ли? Собаки меня снова обгавкали, бомж невнятно обматерил. На майских сюда потянутся первые, самые решительные бабки, а пока — полное затишье. Поселок как вымер. Из представителей разумной цивилизации — только я да мент. Ну, если он мне, конечно, все-таки не приснился.
Вечером СМСка не пришла. Невозможно сказать, как меня это обрадовало. Ура! Не надо больше сидеть в проклятом огороде! Неужели я выдержал испытание?
По этому поводу я устроил себе вечером небольшой праздник. Заварил свежего чаю, нарезал бутербродов, и с комфортом расположился на кушетке возле печки. Достал с полки «даосское ушу», почитать для общего развития, и «Волшебный чайный гриб» — чисто поржать.
Наконец-то выдалась минута покоя! Но мне уже не сиделось. Интересно, что Грег придумает дальше? Рассеянно перелистывая страницы «Чайного гриба», я строил гипотезы, вспоминая прошлые ночи и прикидывая, чего именно добивался от меня Грег. Если ему было все равно, что я нарушил условия и дважды заснул до рассвета, значит, он просто хотел что-то проверить. Мою силу воли? Послушание? Морозоустойчивость?
Я зевнул и стал думать о таинственно возникшем в огороде Валенке, а потом — о странных снах, которые посещали меня с тех пор, как я познакомился с Ники. И тут мне как-то слишком живо вспомнился самый первый сон — тот, про монстра в лесу.
Мне вдруг стало неуютно. Одно дело — увидеть такой сон в городе. А другое — вспоминать о нем почти в том самом лесу. В садоводстве, где на десятки километров — ни единого человека…
«Волшебный чайный гриб» остался неосвоенным. Я сел и выпрямился, подозрительно оглядываясь. Понемногу меня охватило навязчивое ощущение — что сейчас кто-то войдет в дверь. Ее черный прямоугольник выглядел чересчур зловеще, словно разверзнутая могила. Я пил чай мелкими глотками, то и дело оборачиваясь в ее сторону.
«Да что же это? — удивился я. — Боюсь темноты, как маленький!»
Я встал, сходил в сени и закрыл дверь на защелку. Но стало еще хуже — стало казаться, что кто-то тихонько скребет ее с той стороны. А защелка, честно говоря, не выдержала бы даже хорошего пинка.
Чай остывал в чашке, а я все прислушивался. Дом оказался полон шорохов. Откуда в таком крошечном доме столько разнообразных зловещих звуков?! Иногда где-то раздавался резкий скрип, и я замирал, невольно стискивая кулаки и уставившись на дверь.
«Прекратить эту дурь! — прикрикнул я на себя. — Тут никого нет!»
Но разыгравшееся воображение подкидывало мне жуткие образы хищника, бродящего в темноте. В каждом окне мне мерещились его пустые глаза. В этом страхе было что-то неестественное. Как тогда в городе, когда я еще не проснулся и не до конца разделил сон и реальность. Я почувствовал себя в доме, как приманка в мышеловке. Почему я не боялся вчера и позавчера, сидя в огороде?