Я открыл глаза и с удивлением обнаружил, что небо уже начало светлеть. А я так и стою, вцепившись в ограждение. Плед валялся под ногами. Я поднял его, набросил на плечи негнущимися руками и горько усмехнулся. «У тебя время до рассвета», — вспомнил я слова Грега и теперь наконец понял, что он имел в виду. «Всего лишь до рассвета. Последняя ночь жизни покажется тебе очень короткой».
Как красиво было вокруг! Гасли последние звезды, небо из темно-синего становилось нежно-голубым, с востока разливался золотистый свет. Будучи убежденной совой, я вставал обычно так поздно, как только позволяла работа, и даже не знал, как дивно выглядит город на рассвете. Особенно в мае, в начале цветения. Мне вдруг показалось, что я уже внизу, во дворе, на мокром асфальте или на молодой траве. Я не помнил, как я там оказался, не помнил полета, но под ногами у меня была земля. Двор был совершенно пуст. Непривычное зрелище — безлюдный Питер.
Рядом раздался странный клекот. Я поднял голову и увидел… двух соколов. Вообще-то я не знал, как именно выглядит сокол, но для орлов эти птицы были слишком маленькие — серые, с острыми загнутыми клювами, когтистыми лапами и свирепыми светлыми глазами. Соколы явно собирались драться. «Что они не поделили?» — удивился я, и тут заметил за спиной одного из них небольшую птичку…
— Эй, Лёха, ты что, уснул? — раздался рядом голос Грега.
Я моргнул и обнаружил, что по-прежнему стою на балконе и стучу зубами от холода.
Солнце давно взошло, город проснулся. Внизу на виадуке уже стояла, урча, традиционная утренняя пробка.
— Ладно уж, не будем тебя мучить, — сказал Грег. — Вижу, так у тебя ничего не получится. Пошли.
— Все пропало, да? — спросил я, покорно следуя за ним в комнату. — Вы меня выгоните? Или что?
Мысленно я уже смирился с поражением. Ну, значит не летать мне по небу. Не судьба. Оно и спокойнее. В конце концов, почти все люди так живут — и ничего…
А как же Ники? Значит, с ней тоже — всё?
Мы прошли в маленькую опрятную кухню мамы Валенка: стол, плита, холодильник «Минск», на нем телик, на окне макраме и рассада помидоров. У плиты стояла Ники и неподвижно смотрела на заварочный чайник. На меня она даже не взглянула, и мне снова стало дико стыдно.
— Ничего, бывает, — утешил меня Грег. — Ники, налей ему горячего чайку, а то он весь закоченел. А ему сегодня еще мно-ого предстоит сделать…
Ники молча брякнула передо мной чашку, налила кипятку и даже сахар сама положила. Потом достала из холодильника заранее заготовленный бутерброд с сыром. Взглянув на него, я понял что ужасно голоден.
— Не выгоните? — радостно спросил я, впиваясь в бутерброд. — А как тогда? Вы же сказали, надо обязательно прыгнуть…
— Попробуем по-другому, — добродушно улыбаясь, сказал Грег. — Ты кушай, кушай. Тебе силы понадобятся.
Я покосился на Ники, и увидел, что она глядит на меня вроде бы без осуждения, но с явным сочувствием. К чему оно относилось — не понял. Однако насторожился.
— Опять прыгать?
— На этот раз нет.
— А что теперь?
— Увидишь.
Грег не соврал — вниз мы спустились на лифте. Но едва выйдя на улицу, он тут же своим ключом открыл ту дверь, за которой в нормальных домах располагается мусоропровод. За дверью начинался спуск куда-то под землю. Мы прошли внутрь — первым Грег, потом я, замыкающей Ники, — спустились ступенек на двадцать вниз и долго шагали по тускло освещенному коридору, вдоль стенок которого тянулись сырые трубы. Неожиданно стенки расступились, и мы оказались в странном помещении. Длинное и узкое, оно было поделено на три дорожки, которые уходили вдаль метров на двадцать и заканчивались тремя квадратными темными нишами. Поперек помещения была натянута металлическая сетка, из какой делают дачные заборы. За сетку вела решетчатая металлическая дверь, из которой появился Валенок.
— Прикольное место. Это же не кегельбан? — с любопытством спросил я, вглядываясь в темные ниши.
— Нет, — буркнул Валенок. — Иди сюда. На.
Он сунул мне в руки винтовку. Я от неожиданности чуть ее не выронил.
— Ого! Настоящая?
— Ну не пневматика же! — Валенок открыл затвор. — Вот патроны, шесть штук.
— Боевые?
— А как же! Заряжаешь сюда, потом передергиваешь вот так, ложишься сюда и целишься…