Оказалось, что им манипулировать трогательно просто, до разочарования просто.
Она объяснила с первоначальной завитушкой честности, что Алек Рассел вел семинар в Уэстли и представил ее Биллу Поллоку, который и убедил ее отправиться во французскую художественную экспедицию, а оттуда в Художественную школу. Рассел и Поллок были закадычными друзьями, и, раз уже новость о ее помолвке просочилась и дошла до Рассела — хотя, горячо пояснила она, непонятно, кто ее распространяет, — то она будет избавлена от болезненного и бурного объяснения с Поллоком, который скорее всего будет рвать и метать самым бешеным образом, когда и если она сообщит ему новость о своем предполагаемом замужестве и уходе из колледжа Гоуэра.
Роза даже вспотела от усилий, пока плела эту сказку. Как просто было бы, если она сразу не стала лгать или достаточно быстро сообразила, как отказаться от приглашения Алека. Хотя, разумеется, не все тут ложь, подумала она в свое оправдание. Ее единственное спасение в тот момент виделось ей в Найджеле, а остальная ее жизнь казалась погрязшей в смятении и хаосе. Она просто не могла заставить себя сжечь все мосты, искупив ложь своим признанием.
К счастью, Найджел поверил ее обману, хотя некоторые из уязвимых мест этой легенды, казалось, ускользнули от него. По тому, как он воспринял приглашение на обед, Роза поняла, что дело сделано, по крайней мере, на девяносто процентов, и вознамерилась остановиться на этой версии, рассказав ее при первой же возможности Расселу. Вполне естественно, что одним из главных препятствий, мешающих ей принять решение, был этот тип безумного художника, Поллок, которого Найджел представлял кем-то вроде Гогена наших дней, с его нездоровым интересом к личной жизни Розы. Та была явно в ужасе от этого мужика.
— Все, что ты скажешь, Роза, — утешил он. — Я вполне понимаю твое желание нащупать брод, так сказать. Если, — добавил он, словно доказывая, что осмыслил детали плана, — ты захочешь дать задний ход, то сможешь просто «разорвать помолвку», верно?
Испытав облегчение, Роза тепло обняла его и спешно отпустила, когда подумала, что он может неправильно истолковать этот жест.
Обман не сочетался с Розой. Она чувствовала себя из-за этого просто больной. В хорошенькую историю привела ее ложь! Надвигающаяся встреча Найджела с Алеком была самой неприятной ситуацией, в какую она себя ставила и которая, ввиду травм последних месяцев, была не простым делом. Однако в глубине души Роза неизбежно испытывала инстинктивную потребность поглядеть, как эти двое очень разных людей, столь важных для нее в разных отношениях, станут реагировать друг на друга. Любопытство Алека в отношении Найджела, которое, вне всяких сомнений, и заставило его сделать приглашение, было достаточно понятным, учитывая их прежнюю близость. Он испытывал просто-напросто циничный интерес к мужчине, который теперь, по его предположениям, делил с ней постель. Эгоистическое упражнение, имевшее целью изгнать гложущие сожаления, которые могли у него существовать после его собственного, такого потрясающего рыцарства.
Горькая оценка Розой всей этой ситуации могла быть подтверждена лишь умышленным нарушением прощального напутствия Алека ей о том, чтобы она отдала себя только тому мужчине, в которого влюбится. Это было пустой проповедью, если учесть, что Алек, казалось, был уверен, что сам он не обязан любить кого-то. Какое же право он имел тогда диктовать условия ей.
Найджел, в свою очередь, обнаруживал лишь минимальное любопытство к Алеку. Он смутно припоминал, что читал когда-то о нем в газетах, однако искусство и художники казались ему скучными до слез. Он вообразил себе Алека богемным, эксцентричным типом — косматым, неотесанным и, вероятно, нуждающимся в мытье, — и затем больше о нем не вспоминал. Его единственный интерес к тому вечеру состоял в том, чтобы сцементировать белую ложь Розы, продвигая свои собственные объявленные цели.
Ужасное рандеву в конце концов наступило. Роза купила новое платье, черное, с высоким гофрированным воротником и мелкими пуговицами от шеи до пояса. Рукава были длинными, с гофрированными манжетами. Еще она навестила Спида, удивляясь, почему она когда-то нашла его таким пугающим, и попросила уложить ее волосы в высокую прическу, в причудливом вечернем стиле. Потом тщательно накрасила глаза, и они стали огромными, неземными, сияющими. Общий эффект получился сильным, он поражал, великолепно подчеркиваемый ужасающей бледностью ее кожи.