– Здорово, воины! Сейчас работы мало, а вечером приду, помогу.
Бегающие Пашины глаза не задерживались долго на одном объекте. Невозможно было поймать его взгляд. Я где-то слышал, что глаза – это зеркало души. Пашино зеркало осталось для меня тайной.
И опять потекли однообразные армейские будни. Подъём. Уборка. Завтрак. Добор сна, где-нибудь на вентиляционных коробах, чтобы никто найти не мог. Обед. Заготовка продуктов. Репетиция в оркестре. Ужин. Наведение порядка и чистоты на вверенном боевом объекте и отбой, в час или два ночи. Все страшилки про Пашу оказались сказками, но ссориться из-за него с призывом «черпаков» не хотелось, и поэтому появлялся он на боевом дежурстве, когда его душа захочет.
Спокойствие и размеренность жизни боевого строительного батальона в мирное время может нарушить либо внезапная проверка из главка, либо свалившийся на голову праздник. Два раза в год наше воинское подразделение разрывалось радостью и ликованием. Начиналось всё не с подъёма, а с газеты «Звезда», которую приносил почтальон. В центре казармы строилась пирамида из табуреток и один «молодой» воин, самый смелый или самый боязливый, забравшись под потолок, зачитывал приказ о начале призыва на воинскую службу. С последними словами: «маршал Советского Союза Устинов», кто-то из «дедов» выбивал нижнюю табуретку, а стоящие рядом «молодые» ловили своего товарища, чтобы предохранить его от возможных травм. Сразу после этого начиналась процедура повышения по служебной лестнице. Кто знает, что больнее? Шесть ударов по мягкому месту бляхой солдатского ремня? Двенадцать ударов чугунным черпаком? Двадцать четыре шлепка пустым чемоданом? Или восемнадцать хлёстких протяжек ниткой по подушке, лежащей на заднице будущего «дедушки». Судя по издаваемым крикам, самая невыносимая боль – от удара ниткой. После того как все, заслужившие честь повышения, проходили процедуру приёма в новый статус, начиналось основное веселье. Новоиспечённые «дедушки» «летали» не только по казарме, а по всему военному городку исполняя приказы злых «солобонов».
Но никакой праздник не отменит работу столовой. Война – войной, а обед по расписанию. Вечером, когда Исроил и Паша едва успевали разгребать завал на столе, подошли ко мне два бойца из роты, назначенной в этот день в наряд по столовой. Тот, у которого на погонах висела ефрейторская «сопля», спросил.
– Ты Санёк?
– Ну, я.
– Слышь, отдай нам Пашу.
– В смысле? А завал кто разгребать будет? Я, что ли?
– Вот тебе четыре человека. Припахивай по полной. Пока не отпустишь – не уйдут. Вы поняли? – Спросил он, повернувшись к, стоящим рядом, бойцам из разряда вечных «духов». Удовлетворившись утвердительными кивками, ефрейтор опять повернулся ко мне. – Ну, что?
Уважительных аргументов больше не осталось.
– Ладно. Забирай.
Первые несколько минут я прислушивался к тому, что происходит за дверью складского помещения, куда, понурив голову, в сопровождении своих гостей зашёл Паша. Шума, говорящего о том, что началась драка, я не услышал и вернулся к своей службе. Работа вверенной мне волей случая и произволом командования боевой единицы – «дискотека», требовала внимания и ответственности. Обеспечение личного состава пищей должно производиться своевременно и без сбоев. А потому, бачки нужно мыть быстро и выдавать на руки только тем дневальным, чья очередь приближалась к раздаче. Над окном выдачи чистой посуды висела шпаргалка, но я в неё не заглядывал. Дневальный называл номер части и роты, а я уже знал, сколько ему дать бачков. Любые попытки получить лишний бачок, пресекались жёстко, и не выбирая выражений, но с юмором. Кому нужны лишние проблемы? Про Пашу я вспомнил уже после того, как мы закончили уборку.
Из открытой двери мне в нос ударил запах спермы. Не заходя внутрь помещения, я смотрел на Пашу и не мог понять, как ко всему этому относиться. Удерживала только одна мысль, вживлённая в мозг с самого детства на улицах нашего городка: «Бить пидора руками нельзя – зашкваришься».
– Паша-а-а, бли-и-ин, ты чо наделал? Тварь ты мерзкая. Отбиваться надо было. И я бы впрягся. Получили бы по мордасам и хрен с ним, зато человеком остался бы.
Боль в выбитых костяшках после удара в дверь успокоила шум в ушах. Паша сидел голым задом на малом термосе, бездумно подтягивал на ляжках штаны и сплёвывал в лужу между сапог. Он ни на что не реагировал.
– Урод, шваль поганая, голову подними. Посмотри на меня. Убью, мразь.
Медленно подняв голову, он посмотрел в мою сторону. Расслабленные мышцы лица, зрачки, спрятавшиеся под полуопущенными веками, тихий вдох и выдох с придыханием. Пара секунд и голова опять безвольно повисла промеж торчащих плеч. Трясущимися руками я попытался прикурить. Лишь третью сигарету удалось достать из пачки, не сломав её. Я почувствовал, как Исроил положил мне руку на плечо.