Они вернулись на дорогу. Бальзамо шла вперед легким шагом, словно юная девушка. На ней были серое платье, облегающее в талии, и сиреневая шляпа с бархатными лентами и букетиками фиалок. Рауль д’Андрези шел немного сзади и не сводил с нее глаз.
За первым поворотом показалось небольшое белое здание, крытое соломой, а перед ним – цветущий садик. Они переступили порог и сразу очутились в столовой, которая занимала весь первый этаж.
– Я слышу мужской голос, – сказал Рауль, указывая на одну из боковых дверей.
– Это как раз та комната, где матушка Вассёр подает мне обед. Сейчас она там, вероятно, с какими-то крестьянами.
Не успела она это сказать, как дверь открылась и на пороге появилась женщина преклонных лет в бумазейном фартуке и деревянных башмаках.
При виде Жозефины Бальзамо она как будто испугалась и сразу закрыла за собой дверь, невнятно пробормотав несколько слов.
– Что случилась? – обеспокоенно спросила графиня.
Матушка Вассёр упала на стул и прошептала:
– Уходите… бегите… скорее…
– Но почему? Говорите же! Объяснитесь…
В ответ она с трудом произнесла:
– Полиция… вас ищут… перерыли всю комнату, где я поставила ваши сундуки… послали за жандармами… Бегите, или вы пропали!
Настала очередь графини пошатнуться, и она прислонилась к буфету, почти теряя сознание. Ее глаза встретились с глазами Рауля, и в них было столько мольбы, что он понял: она действительно упала духом и молит его о помощи.
Рауль стоял в недоумении. Наконец он спросил:
– Какое вам дело до жандармов? Они ищут не вас… Что происходит?
– Нет-нет, – возразила матушка Вассёр, – они ищут именно ее… бегите…
Сильно побледнев и еще не успев осознать истинное значение этой сцены, о трагической подоплеке которой он догадывался, Рауль схватил графиню за руку, потащил к выходу и вытолкнул наружу.
Но, ступив за порог первой, она в ужасе отпрянула и прошептала:
– Жандармы!.. Они меня заметили!..
Они поспешно вернулись в дом. Матушка Вассёр дрожала всем телом и бестолково повторяла:
– Жандармы… полиция…
– Тише! – прервал ее Рауль, не теряя самообладания. – Тише! Я беру все на себя. Сколько полицейских в доме?
– Двое.
– И еще двое жандармов. Значит, силой ничего не решить, мы окружены. Где сундуки, которые они обыскали?
– Наверху.
– А лестница?
– Вон за той дверью.
– Хорошо. Ждите здесь и постарайтесь ничем себя не выдать. Повторяю: я беру все на себя!
Он снова взял графиню за руку и направился к указанной двери. Лестница, крутая и узкая, вела в мансарду, где обнаружились распотрошенные сундуки и раскиданные повсюду платья и белье. Не успели они войти в комнату, как послышался топот вернувшихся в столовую полицейских, а когда Рауль подкрался к окошку, проделанному в соломенной крыше, и выглянул наружу, то увидел двух жандармов, которые, спешившись, привязывали лошадей к столбику в саду.
Жозефина Бальзамо не шевелилась. Рауль заметил, что от страха ее лицо разом осунулось и постарело.
Он сказал ей:
– Скорее! Вам нужно переодеться. Наденьте какое-нибудь из ваших платьев… лучше черное.
Он отвернулся к окну и стал смотреть вниз, где переговаривались о чем-то жандармы и полицейские. Когда графиня закончила свой туалет, Рауль надел на себя серое платье, в котором она приехала. Юноша был худощав, изящно сложен: платье, низ которого он приспустил, чтобы прикрыть ноги, удивительно шло ему; и он выглядел таким довольным от этого переодевания и таким беззаботным, что молодая женщина тоже успокоилась.
– Послушайте-ка их, – сказал юноша.
Разговор, который вели четверо мужчин на пороге дома, доносился до них совершенно отчетливо, и они услышали, как один из них – без сомнения, жандарм – повелительно спрашивает:
– Так вы уверены, что она иногда жила здесь?
– Совершенно уверен… тому и доказательство есть: один из двух сундуков, которые она оставила на хранение, подписан ее именем: госпожа Пеллегрини. И потом, матушка Вассёр – достойная женщина, разве не так?
– Достойнее матушки Вассёр нет никого на свете; вся округа это знает!
– Так вот! Матушка Вассёр заявляет, что эта госпожа Пеллегрини приезжала время от времени провести у нее несколько дней.
– Черт возьми! Между двумя ограблениями.
– Именно так.
– Выходит, эта Пеллегрини – крупная рыба?
– Еще какая! Кражи со взломом. Мошенничество. Хранение краденого. Словом, это непростое дело… вдобавок у нее куча сообщников.
– У вас есть описание примет?
– И да, и нет. У нас есть два совершенно разных портрета. Один – давнишний, другой – недавний. Что касается ее возраста, то он указан как «от тридцати до шестидесяти».