Сологуб Федор
Превращения
Федор Сологуб
Превращения
I
С КНИГОЙ И С КНИЖКОЙ
Помню, - нас, детей, нисколько не удивляло двойственное поведение старика Ивана Петровича. Мы уже применились и знали, как быть, когда дедушка с книгой и когда он с книжкой.
Случалось, в праздничный вечер, уже когда мы наиграемся вдоволь и уже из маленьких кое-кто готов раскапризничаться, приходил к нам дедушка Иван Петрович с громадной книжицей в толстом переплете с тяжелыми застежками. На дедушке был надет черный длинный сюртук, черный галстук,- а сам дедушка был сухой и строгий.
Дедушка вынимал из футляра серебряные очки, надевал их медленно и важно,- словно это был знак особого достоинства,- раскрывал свою книжицу на столе в столовой и громко говорил:
- Дети, успокойтесь! Послушайте!
Тогда мы, дети, собирались и чинно рассаживались вокруг стола. Важные и простодушные рассказы читал нам дедушка, исполненные непонятного смысла и высокой поучительности. Мы слушали, иногда дремали и отходили ко сну с утихомиренными душами.
Иногда приходил к нам Иван Петрович днем в праздник, одетый в легкий серенький пиджачок, с сереньким или пестрым галстучком на шее. В руке он держал маленькую книжку, без переплета, с поотрепавшимися у страниц краями. Дедушка улыбался,- все морщинки на его лице дрожали от сдержанного смеха.
С шумными криками мы, дети, окружали старичка,- и то-то было смеху и радости! Веселые историйки, забавные игры, замысловатые загадки,- чего-чего не было в маленькой книжечке!
Быстро пролетал час, другой,- Иван Петрович уходил, радостная, благодарная толпа ребят провожала его, любовно поглядывая на его доброе, морщинистое, но румяное лицо, в его живые, веселые, совсем еще молодые глаза.
И долго потом вспоминалась детям книжечка.
III
УЧИТЕЛЬ И КОНТОРЩИК
Андрей Никитич Шагалов, учитель сельской школы, молодой человек, степенный и добродетельный, хотя и холостой, одевался всегда чистенько, прилично званию и положению. Держал себя с достоинством. Любил бывать у батюшки, законоучителя его школы,- и ни разу не ссорился с ним. Нередко заходил к местному земскому фельдшеру, уряднику, волостному писарю и старшине. Каждому оказывал должное почтение и на свою долю получал достаточно такового же. Не гнушался и простыми мужичками, но запанибрата с ними не держался.
В гостях Андрей Никитич вел себя тонко, говорил о том, что могло занимать хозяина, иногда легонечко спорил, но всегда приятно и сдержанно, и никогда не доводил спора до резких пререканий. Если собеседник упрямо говорил что-нибудь такое, с чем никак нельзя было согласиться, Андрей Никитич умел шуточкой или иным ловким оборотом переменить предмет беседы.
Случалось Андрею Никитичу бывать и у местного помещика, отставного действительного статского советника Палицына. И там Андрей Никитич поддерживал себя на должной высоте, приходил в крахмалах, здоровался за руку, был умеренно почтителен и долго не засиживался.
- Заходите, Андрей Никитич,- говорил ему, пожимая на прощанье руку, господин Палицын.
Андрей Никитич вежливо благодарил.
- Покорно благодарю, Владимир Алексеевич,- говорил он,- сочту непременным долгом.
Приятно осклаблялся, уходил и по дороге домой весело помахивал тонкой тросточкой, как человек, довольный судьбой.
Кончались по весне занятия в школе. На лето помещик нанимал лишнего приказчика. Приглашали всегда Андрея Никитича. Уже он надевал не крахмалы, а чистую вышитую рубашку под пиджак, высокие сапоги и являлся в контору. Барину докладывали. Немного,- но и не мало,- погодя звали учителя в кабинет. Шагалов входил, кланялся низенько, останавливался у порога и легонечко покашливал в руку из скромности. И уже он не осклаблялся, как бывало зимой. Барин слегка кивал ему головой и не вставал с кресла у письменного стола.
- Э... ну что ж,- говорил он с растяжкой,- нам, того... долго разговаривать нечего,- э... по-прошлогоднему?
- Так точно, ваше превосходительство,- отвечал Шагалов, и звук его голоса, и вся его фигура олицетворяли почтительность.
- Так уж ты, Андрей, старайся,- увереннее и быстрее говорил барин,- а ежели я... э... сгоряча скажу что-нибудь... э... лишнее, так уж ты, того, не взыщи.
- Помилуйте, ваше превосходительство, уж это само собой, как же-с иначе,- почтительно говорил Шагалов.
- Ну да, я знаю, ты это понимаешь,- продолжал барин,- со своим приказчиком я не могу нежности разговаривать. Э... там зимой, мы и на вы, и за руку, и все такое, а теперь мне, э... приказчик нужен, дело делать, а не... э... миндальничать.
- Уж я это понимаю, ваше превосходительство,- уверял Шагалов,- уж вы меня знаете, останетесь довольны, не извольте беспокоиться.
Так начиналась летняя служба учителя Шагалова Барин говорил ему ты, называл Андреем, а иногда, под горячую руку, ругал скотиной и грозил заехать в морду.
Зато платил хорошо,- и не затягивал,- семьдеся-1 пять рублей в лето-деньги!
III
С УЧЕНИКОМ И С ГОСТЕМ
Инспектор гимназии кончал обед. Звонок.
- Несет нелегкая кого-то спозарапок,- сердито проворчал инспектор.
В прихожей открыли дверь.
- Да это не гость,- сказала жена, заглядывая со своего места в полутемную прихожую,- гимназист пришел какой-то.
- Гимназист Буров,-доложила горничная.
- Проводите в кабинет, пусть подождет,- недовольным голосом сказал инспектор.
Он нарочно затянул обед.
"Не вовремя приходят,-досадливо думал он,-есть гимназия, я не каторжный".
- Надо вовремя,- сказал он, входя в кабинет. Нельзя же во всякое время дня и ночи.
Буров, мальчик лет тринадцати, вскочил со стула, ловко шаркнул и навытяжку стал у дверей тесного кабинета. Инспектор сел в кресло, потянулся, строго оглядел гимназиста с ног до головы и сердито сказал:
- Пояс на боку.
Буров покраснел, передвинул у пояса пряжку прямо наперед и снова опустил руки.
- И что вы вахлаком стоите! Одно плечо выше, носки вместе,- тихо говорил инспектор, преувеличивая недостатки в стоянии мальчика.
Буров старательно поправился. Инспектор вздохнул, еще раз потянулся и спросил с сухой, служебной вежливостью:
- Чем могу служить?
Но тотчас же сказал желчно:
- Разве вы не могли в гимназии!
- Извините, Петр Иваныч,- сказал Буров,- я не знал, мама...
Инспектор перебил его.
- Чем могу служить? - резко спросил он. Буров быстро и отчетливо сказал тоном служебного
доклада, как маленький, но уже отлично вымуштрованный чиновник:
- На воскресенье и два праздника позвольте мне, Петр Иваныч, уехать с мамой в имение и не быть в гимназии в церкви.
- К классному наставнику надо,- сердито сказал инспектор,- порядка не знаете. Вы бы еще разлетелись к директору!
- Разрешите вы, Петр Иваныч,- просил Буров,- все равно к Николаю Алексеевичу далеко, а мы сегодня хотим уехать.
- Можете,- сухо сказал инспектор.- Больше ничего не надо?
Буров шаркнул ногой, поблагодарил, перестал вытягиваться,-даже руку на пояс положил,- и сказал совсем другим, домашним тоном:
- Мама велела просить вас, Петр Иваныч, приехать к нам на эти дни погостить. Инспектор улыбнулся.
- Ну, уж это дело частное,- сказал он,- садитесь, Сережа, гостем будете.
Мальчик опять шаркнул, сел на кушетку, рядом с инспектором, локоть положил на валик, ноги поместил по удобнее.
- Скажите вашей маме,- начал было инспектор. Сережа перебил его:
- И Анну Владимировну с детьми мама просит.
- Ну,- сказал инспектор,- уж это надо у них спросить, пойдемте.
Он взял Сережу за плечи и повел его к жене.
IV
В САПОГАХ И БОСИКОМ
Петя Горннлов, дьячков сын, обучался в городском училище. Много шалил, но учился бойко,- шустрый паренек. Держался развязно. Учителю на улице кланялся почтительно, но с достоинством и здоровался за ру ку, так как учитель водил знакомство с его отцом.
В классе Петя учителю не очень-то уступал,- не давал ему себя слишком притеснять. Если за шалости Петю посылали в угол или ставили на колени,- он становился неохотно, долго оправдывался, спорил даже, случалось, дерзил.
О себе думал Петя высоко. Читал он книжки,- и старался выбирать те, что для взрослых. Хотел учиться дальше и выучиться настолько, чтобы получать хорошее жалованье, больше, чем отец, и жить лучше отца, например, как учителя живут.