Он, как всегда, доел первым и выскользнул из-за стола. Мой взгляд метнулся от мамы к нему, потом обратно.
— Как вернешься, — сказала мама, — поедем к Сане.
— Ему совсем плохо? — спросила я.
— Нет, нет, — ответила мама. — Просто ему вечером делают биопсию. Надо с ним посидеть.
— Что такое биопсия?
— Они возьмут часть его клеток на анализ, — объяснила мама. — Как кровь берут на анализ, так же и здесь.
— Я не ездила к нему, когда у него брали кровь, — парировала я.
— Ты не хочешь его видеть? — притворно удивилась мама.
Я не смогла ответить, бросила ложку и заплакала.
— Жалкий спектакль, чтобы сделать вид, что все в порядке, — ответила я ей. — Вы устраиваете жалкий спектакль. А я боюсь.
— Вчера… — сказала мама и тоже заплакала, — ты несправедлива, мы делаем все, что можем… мы… вчера…
Пока мы ревели, папа где-то прятался. Суть состояла в том, что вчера, стараниями каких-то недоносков, мой брат ударился головой. У него могло быть сотрясение мозга. Чтобы это проверить, ему на всякий случай снова сделали магнитно-резонансную томографию. Оператор увидел на снимке артефакты, которых еще не было на таком же снимке двухмесячной давности. Возможно, это была опухоль, но чтобы точно это узнать, надо было просверлить отверстие у Сани в черепе и проткнуть его мозг огромной иглой. Брат после операции мог забыть наши лица и имена или потерять способность ходить. Но сделать ее было нужно.
В одной палате с Саней лежали еще три мальчика разных возрастов. Одному из них сестра делала перевязку. Чтобы не мешать им, мы вышли в коридор. Я помню странный, почти фотографический момент. Брат стоит в дверях палаты. Папа и мама по сторонам от него. Они оба о чем-то говорят. О какой-то ерунде. Я молчу и понимаю, что Саня смотрит на меня. Спокойно, как человек, которого я видела на веранде дома с аистами.
— С биопсией все будет в порядке, — говорит он. Говорит мне, а потом наклоняет голову, и я вижу круглый выбритый пятачок среди его волос. И эти слова означают не только то, что с биопсией все будет в порядке, но и то, что с чем-то другим все будет очень плохо.
Родители на секунду замолкают.
— Почему ты так думаешь? — спрашиваю я.
— Лиза! — испуганно говорит мама.
Я в тот момент думаю, что она думает, что такие вопросы задавать нельзя. Но мне все равно, так как я смотрю в глаза брата. Саня пожимает плечами и улыбается.
— Мой сосед по палате, — сообщает он, — рассказал, что древние люди сверлили себе дырки в голове, чтобы выпустить злых духов. Может, и мне поможет.
Родители нервно смеются. Подходит врач, кладет брату руку на плечо и говорит, что пора делать укол. Они уходят. Мы провожаем их взглядом.
Через неделю Саня вернулся. Дома было тихо и неуютно. Никто никогда ничего не говорил о том, что нашли у брата в голове. Только раз я слышала обрывок разговора. Наверное, это был единственный разговор о болезни Сани.
— Врач сказал, что это не опухоль? — спросила мама.
— Он сказал, что никогда такого не видел, — ответил отец. — Сказал, что его мозг рубцуется, но не весь, а всего в нескольких местах, как если бы рассеянный склероз мог быть разумным существом.
— Подожди, а какой диагноз стоит у него в карте?
— Теперь там написано просто «энцефалопатия», — сказал папа. — Мне объяснили, что это общее название для болезней головного мозга, как насморк — общее название для болезней носа.
Слушая отца, я подумала, что он стал старым, ворчливым.
— Зря ему делали биопсию, — вздохнула мама.
— Они не виноваты, что приняли рубцы за метастазы, — возразил папа.
Однажды утром брат сказал, что не пойдет в школу, точнее, не пойдет в школу никогда. Мы завтракали. Наши собранные портфели стояли на веранде.
— Как? — спросила мама.
— Никогда, — повторил Саня. — Ни сегодня, ни завтра, ни через месяц.
Его лицо было бледным и взрослым. За столом повисла мертвая тишина. Тикали часы. Папа уже доел. Он теперь работал на мясокомбинате, обслуживал холодильные установки. Он уходил чуть раньше нас, но слова сына заставили его замереть.
— Все ходят в школу, — сообщила мама.
— Я просто никуда не пойду, — ответил Саня.
Мама начала кричать.
— Она права, — вставил отец в какой-то из пауз.
— У тебя не будет компьютера, книг, друзей, и ты ничего не получишь на день рождения! — снова закричала мама.
И вдруг осеклась. Тишина звенела. В темноте за окнами шел снег.
— У меня и так ничего этого нет, — тихо ответил Саня. — Я не могу читать и играть. Меня все ненавидят. Я буду просто лежать и ждать.