Выбрать главу

— Держи, — предложил Валттери Лайне.

Брат повернул к нему голову, но ничего не сделал. Шапку взяла я.

— Саня, ты можешь идти?

— Да.

Я взяла его за плечи. Они еще немного дрожали. Мы пошли назад.

— Ты ничего не видишь? — тихо спросила я у брата.

— Что-то вижу, — ответил он, — но не то и не так.

У выхода из перелеска я оглянулась и увидела мужчину в зеленой куртке. Он стоял на том же месте и смотрел нам вслед. И тут я вспомнила, где и когда видела его. Дежавю разрешилось. Это длилось всего секунду. Я смотрела ему в глаза. А он смотрел мне в глаза. Между нами сто или сто пятьдесят метров. Аллея запорошенных снегом елей. Серый зверь у его ног. Я вспомнила, что уже смотрела в эти глаза, когда сидела на дереве и наблюдала за медлительным человеком на веранде дома с черными аистами.

Я резко дернула головой и разорвала зрительный контакт. У меня возникла иррациональная уверенность, что он видел меня тогда на дереве, видел и запомнил. А еще он видел нас на улице, когда мы смотрели на его дом. Он видел все.

— Что-то случилось? — спросил Саня.

— Нет, просто тот человек…

— Он идет за нами? — голос брата был спокойным, даже довольно живым.

— Нет.

Мы вышли на дорогу.

— Осторожно, — предупредила я, выводя Саню на утоптанные колеи.

— Так что тот человек? — снова поинтересовался брат.

— Это его я видела на веранде дома с аистами, — объяснила я.

Через десять минут до нас добежала мама.

* * *

Саня на пять дней лег в больницу. Вернулся домой в последние дни ноября, со следами уколов от капельницы на руках. Зрение возвращалось медленно. Учеба была забыта. Похоже, мама наконец признала, что Саня не успеет окончить школу за отпущенное ему время.

— Помнишь, у меня был брелок с вороном? — спросил брат на второй день после возвращения.

— Да, — подтвердила я.

…Ты купил его как раз перед тем, как заболеть…

— Его нигде нет, — сказал Саня. — Может, он остался в снегу там, где я упал неделю назад.

— Я посмотрю, — обещала я и выполнила его просьбу: полчаса копалась в снегу. На меня странно посмотрели проходящие мимо тетки. Брелок я не нашла. Позже мы с братом сошлись на том, что кто-то его подобрал.

* * *

Я помню, как в начале декабря проснулась ночью оттого, что меня гладят по голове. В полусне мне казалось, что я совсем маленькая и что это делает отец. Сейчас я открою глаза, и он скажет: «Привет, Пушистик, пора вставать в садик».

— Папа? — я открыла глаза.

— Ничего, что я тебя потревожил? — спросил Саня.

Я вздохнула и перевернулась на спину. Брат смотрел на светлый квадрат окна. На лице — еле заметный отсвет далеких уличных фонарей.

— Неважно, — ответила я. — Ты уже это сделал.

— Я умру, да?

— Саня, мы все умрем.

— Я не увижу, как на деревьях распускаются почки, и не застану возвращения аистов, — прошептал брат.

Я села. Его глаза блестели в темноте.

— Ложись спать, — посоветовала я.

— Скажи, — попросил он.

Его колено касалось моего бедра. Его тело было лихорадочно теплым. Я молчала. Он смотрел на меня.

— Да. Ты это хотел услышать?

Он отвел взгляд.

— Ты разозлилась?

— Нет, — ответила я.

— Это так странно, — сказал Саня. — Все знают, что я умру. Ты знаешь. Мама знает. Папа знает. Я знаю. Осталось совсем недолго.

Он снова посмотрел на меня. Диковатый взгляд.

— Я иногда думаю о том, что буду делать после твоей смерти, — сообщила я.

— Что? — спросил брат.

— Плакать, — ответила я. — Все станет пустым. Двухъярусная кровать… Ты больше не будешь скрипеть у меня над головой…

Я замолчала. Просто не могла больше говорить. Второй ярус больше не будет нужен. Второй стол в комнате — тоже. В ванной — на зубную щетку меньше. За столом на кухне — три стула. Я буду одна ложиться спать. Я буду одна вставать утром и одна идти в школу. Мы никогда не построим домик на дереве. У Сани никогда не появится девушка, он не будет ни учиться, ни работать, ни растить своих детей, ни стареть. Он не будет смеяться и шутить. Пол не будет скрипеть под его ногами. Он не будет дразнить меня и обижаться на меня, когда я уйду гулять с соседским мальчишкой.

Он не будет.

— Пойдем во двор, — позвал Саня.

Я молча встала с кровати, потом, шокированная собственной беспрекословной покорностью, поинтересовалась:

— Зачем?

— Кое-что проверить, — сказал брат.