— Прости, я тут завозилась… Но ты говори, Гошенька, я тебя внимательно слушаю.
Маша возилась с детьми, занималась домашним хозяйством, по выходным они все вместе отправлялись в гости к бабушкам-дедушкам или просто гуляли в Коломенском парке.
Лишних денег не было, но семья не бедствовала и не считала копейки от получки до получки. Из Егора за несколько лет получился классный специалист, модели часов, в создании которых он принимал участие, были востребованы. И он даже не вполне понимал стремление жены обязательно пойти работать.
Зачем? Он сам способен обеспечить семью.
Дочка Вика росла тихой и послушной девочкой. Сын же Павлик был источником неиссякаемой энергии с неуемной тягой к лидерству — чуть ли не с пеленок. Если в доме появлялась кухонная табуретка, первым на нее садился Павлик. И в ванную комнату он должен был попасть первым, и на прогулке тащил всех туда, куда хотелось именно ему.
Машу, по характеру тихую и уступчивую, сын немного беспокоил: трудно ему будет с людьми ладить, вечно попадает в конфликтные ситуации. Егор только добродушно посмеивался:
— Ничего, нормальный мужской характер. И за себя сумеет постоять, и других в обиду не даст. Не переживай.
Интереснее всего было то, как черты родителей передались детям. Неугомонный и шумный Павлик был внешне похож на Машу: русоволосый, с голубыми глазами и спокойно-безмятежным выражением лица, которое при первой встрече обманывало абсолютно всех. А Вика была копией отца — темноволосая, с серо-зелеными глазами и матово-смуглой кожей. А по характеру — вылитая мать.
— Вот кому-то жена достанется, — говорила мать Егора, души не чаявшая во внучке. — И красавица, и характер ангельский…
— Я тоже красавец, бабушка! — немедленно влезал Павлик.
— Красавец-то ты красавец, — вздыхала та, — только озорник. Темный озорник, а притворяешься блондином.
Время шло незаметно, огорчений, кроме неизбежных детских болезней, не было. Павлику исполнилось четыре года, когда Маша отдала его и Вику в детский сад, а сама пошла работать в аптеку, на полставки. Уходила из дома вместе с детьми, а после тихого часа в детском саду забирала домой.
— Ты бы отдохнула, Маша, — порой просил её Егор. — Я могу забирать детей, ты хотя бы несколько часов для себя выкроишь…
— Зачем? — возражала Маша. — Мне одной скучно. А тебе с работы ехать далеко, ты будешь нервничать, что опоздаешь.
— Не буду.
— Конечно, не будешь. Потому что это совершенно ни к чему. Я работаю в пяти минутах ходьбы от дома и в десяти — от детского сада. Мне так удобнее.
При всей внешней кротости, Маша прекрасно умела настоять на своем, особенно если это касалось благополучия ее детей и мужа. И Егор постепенно привык к этой обволакивающей заботе, привык к тому, что почти все бытовые проблемы решаются как бы сами собой, не затрагивая его, и дети вполне довольны, если отец проводит с ними только выходные, а в будни возвращается с работы тогда, когда они уже ложатся спать.
Жизнь плавно катилась по гладким рельсам на хорошо смазанных колесах. И вдруг кто-то из коллег сказал Егору, что в Москве появилась новая фирма, которая занимается производством эксклюзивных ювелирных изделий. Не таких, какие выпускал Московский завод, а каких-то совершенно новых и необычных.
Егор заинтересовался. Хотя его завод только что добился права на участие во Всемирной выставке в Базеле и даже получил диплом за женский браслет с драгоценными камнями, особыми личными достижениями Егор похвастать не мог: разработанные им модели в производство не брали, считали слишком новомодными. А тут — только такие.
Любопытства ради позвонил, договорился о встрече и поехал посмотреть. К его немалому изумлению, фирма ютилась в нескольких комнатах какого-то полуподвала, производство было полукустарным, чего, впрочем, руководство и не скрывало.
— Мы только разворачиваемся, — сказал Егору генеральный директор Александр Григорьевич. — А планы у нас… В общем, сами увидите.
— В каком смысле — сам? — удивился Егор.
— Вы же собираетесь у нас работать, правда? Нам дизайнеры очень нужны.
Честно говоря, Егор был скорее шокирован тем, что увидел, а в радужные планы будущего как-то не слишком верил. Но… Но перспектива — работать самостоятельно, тут же воплощать идеи в конкретные изделия — была очень заманчивой.
— Машенька, — сказал он тем же вечером жене, — как ты отнесешься к тому, что я перейду работать в другое место?
— Это смотря зачем, — отозвалась Маша, поднимая голову от вязания. — Тебе надоело твое нынешнее место?
— Не то, чтобы надоело… Отдачи мало. А тут мне обещают полную свободу творчества, плюс сам себе начальник. Денег, правда, поменьше.
— Выкрутимся.
— Ездить дольше.
— Ну, это тебе решать. С детьми я справлюсь.
— Перспективы радужные, но пока…
— Так ведь есть же перспективы!
Егор подошел к жене и нежно ее поцеловал. Собственно говоря, он и ожидал такой реакции — не было случая, чтобы Маша его отговаривала от чего-то из-за денег или из-за того, что он меньше времени будет проводить дома.
«Справимся», «выкрутимся»… А ведь справлялась и выкручивалась она одна, Егор мог позволить себе роскошь — целиком отдаваться любимой работе и не думать о том, что дома его ждет скандал или хотя бы недовольное лицо жены.
Его переход на новое место работы совпал с еще одним знаменательным событием — своеобразным прибавлением семейства. Появилась Элси — ирландский сеттер, девочка, быстро ставшая всеобщей любимицей.
Нашли они ее в собственном подъезде: лежал под лестницей крохотный грязно-рыжий комочек и даже скулить уже не мог — обессилел.
— Гошенька, давай его возьмем, — попросила Маша. — Ведь живая душа, жалко.
— А если он от кого-то сбежал? — как всегда трезво подошел к проблеме муж. — Мы его возьмем, дети к нему привяжутся, мы с тобой, кстати, тоже, и тут объявится хозяин…
— Мы завтра же повесим объявление. Может быть, действительно, хозяева его уже ищут. А пока…
Егор наклонился к щенку и на него глянули два карих глаза с такой тоской и таким отчаянием, что никаких сомнений относительно дальнейших действий даже у него не осталось.
Маша взяла в руки теплый комочек и понесла его домой. Там на свой страх и риск щенка вымыли, завернули в полотенце, высушили. А потом Маша позвонила одной своей подруге, завзятой собачнице.
— Какой породы? — прежде всего спросила она.
— Рыжей и лохматой, — честно ответила Маша. — Непонятно, словом. Может, обыкновенная дворняжка.
— Дайте ей сегодня на ночь теплого молока, а завтра попробуйте накормить овсянкой. Мяса пока не давайте, неизвестно, какого возраста ваша находка. Вдруг еще сосунок.
Когда «сосунок» высох, Маша аккуратно расчесала его шерстку, после чего он стал прехорошеньким. Точнее — прехорошенькой. Потом налили ей в миску чуть подогретого молока и, ко всеобщему великому облегчению, она почти все выпила. После чего заснула прямо на руках у Маши.
Находку устроили в прихожей, возле двери в кухню. Дети остаток вечера ходили на цыпочках, даже Павлик как-то присмирел и не рвался немедленно поиграть с «новой собачкой». А добросердечная Вика принесла кукольную подушку и одеяло, так и оставшиеся, правда, невостребованными.
Никто на объявления о пропавшем щенке, расклеенные по подъездам и столбам, так и не откликнулся. Подруга-собачница, заехав в гости, с ходу определила породу — ирландский сеттер. Тогда и придумали собачке имя: Элси. Почему — непонятно, но как-то это имя очень подходило щенку.
Конечно, дрессировать ее по полной программе никто не собирался: сеттер — собака охотничья, а это дело Элси всяко не грозило. Но очень скоро она уже не делала лужиц, понимала простые команды и оказалась удивительно неприхотливой в еде. А еще — очень доброй и отзывчивой на ласку…
…Егор с трудом оторвался от воспоминаний и обнаружил, что уже подходит к подъезду своей фирмы. И тут же понял, что ему — впервые за всё время его работы в ней — вовсе не хочется что-либо делать, и более того, просто стыдно идти в свой кабинет и изображать там занятость.