Выбрать главу

Так и тянулись дни в безделье, которое зной и мошкара делали невыносимым, пока наконец однажды утром не явился сюда в пробковом тропическом шлеме, с густой сеткой от москитов и в шортах — а-ля Стэнли в поисках Ливингстона[116]: — сам сеньор Посол Соединенных Штатов с весьма серьезными претензиями. Вооруженные отряды под руководством агентов того, кого уже называли «Каудильо из Нуэва Кордобы», ворвались в банановую зону Тихоокеанского побережья и завладели двумястами тысячами долларов, которые хранились в одной из контор «Юнайтед фрут». Деятельность компании «Дюпон Майнинг К°» парализована прекращением портовых работ в Пуэрто-Негро. Кроме всего прочего, надо покончить с социалиствующими мистиками Доктора Луиса Леонсио Мартинеса. Мы, мол, не потерпим пришествия второго Мадеро в этой Америке, что ниже нас. Если страна в самом скором времени не вернется к спокойствию и нормальному режиму, уважающему иностранную собственность, североамериканское вмешательство окажется неизбежным.

Под таким нажимом Глава Нации дал клятвенные заверения, что начнет решительные военные действия в течение сорока восьми часов. И на следующий же день, предоставив все требуемые гарантии безопасности, переданные военным парламентером, он пригласил юного Генерала Бесерру в лагерь, где без всяких экивоков и лишних слов, могущих оскорбить его чувство собственного достоинства, всадил в него… сто тысяч песо, добавив-так, чепуху с несколькими нулями, — двум сопровождавшим его лейтенантам.

К вечеру над окопами и блокгаузами взвились белые флаги, возвещавшие жителям Нуэва Кордобы — вместе с прокламацией, — что решение о капитуляции было принято, если к тому же учесть лучшую вооруженность правительственных сил, с единственной гуманной целью: избежать ненужного кровопролития… Вот тогда-то и поднялся вдруг во весь свой исполинский рост яростный И взбушевавшийся Мигель Монумент, прозванный так за свою силу, неутомимость в работе и ходьбе, за невиданной величины торс, треугольником сужавшийся от широченных плеч к такой тонкой талии, что Мигелю всегда приходилось прокалывать добавочные дырки в своих кожаных поясах, чтобы серебряная пряжка — его единственный предмет роскоши — оказывалась на середине живота. Искусный взрывник-забойщик, ухитрявшийся с динамитными шашками в зубах добираться до любого уступа в мраморной каменоломне, этот негр прославился на всю страну в течение каких-то месяцев своим открытием — тем, что из камня можно освобождать животных. Да. Именно так. Впрочем, он уже давно знал, что лесные деревья — живые существа, с которыми можно говорить, и, если им говоришь нужные слова, они в ответ поскрипывают и покачивают ветвями. Но однажды вон там, на том хребте, он увидел круглый камень словно бы с двумя глазами, приплюснутым носом и впадиной рта. «Освободи меня», — послышалось Мигелю. Взяв свой бурав и кайло, он принялся отбивать тут, откалывать там, высвобождая передние лапы, задние ноги, тихонько постукивая по спине, и оказался лицом к лицу с огромной жабой, сотворенной его руками и нежно глядевшей на него. Он взвалил ее себе на плечи, притащил домой, обточил острым резцом, отшлифовал наждачной бумагой, поставил на деревянный ящик, поглядел на жабу и увидел, как она хороша. Вдохновленный своим открытием, Мигель стал смотреть на скалы, на валуны, на камни, которые его окружали, другими глазами. Вот здесь заточена летучая мышь, потому что по бокам торчит что-то вроде крыльев. Вон там заключен пеликан, грустно опустивший свой зобатый клюв. Из того каменного обломка хочет вырваться лань; страстно тоскующая о свободе. «Гора — это тюрьма, где заперты животные, — говорил Мигель. Животные в ней, внутри. Они просто не могут выйти, пока кто-нибудь не откроет им дверь». И Мигель — начал выпускать на волю своими многочисленными инструментами — буравами, скобелями, зубилами, сверлами — огромных голубей, филинов, кабанов, брюхатых коз и даже освободил тапира, который предстал перед ним как живой. Мигель смотрел на все это: на голубя, на филина, на кабана, на козу, на тапира, — и все они казались ему прекрасными; устав наконец от тяжкой работы, он на седьмой день прилег отдохнуть… Все свои создания Мигель поставил рядышком в — заброшенном, старом депо компании «Нуэва-Кордоба Рэйлрод К°»; непригодном для ремонта вагонов и платформ, куда по воскресеньям стекались толпы народа поглядеть на выставку каменных тварей. Слава Мигеля росла. Одна из столичных газет опубликовала репортаж о нем, назвав его гением-самоучкой. Но когда к нему пришли из Испанской торговой палаты с предложением сделать статую Главы Нации, Мигель ответил: «Копирование меня не вдохновляет. За сходство не ручаюсь». С тех пор его стали считать — впрочем, без особых на то оснований противником режима. Правда, другие художники из «Атенео»[117] его защищали: «Ему не осилить образ человека. Он отказал не из политических соображений, а из боязни оскандалиться». И святым отцам было поручено уговорить его, упросить сделать статуи Четырех Евангелистов для украшения четырех углов сада каноников при соборе Святой Девы-Заступницы. «Я не умею вызволять из камня людей», — ответил Мигель. Однако, узнав, что у Марка был лев (он недавно видел одного льва в цирке, дававшем представления в соседних селениях), что у Луки имелся бычок (бык есть бык, везде и всюду), а у Иоанна — орел (здесь не водятся орлы, но все знают, что такое орел), Мигель взял заказ и стал высекать символических животных, приписываемых Обитателям Апокалипсиса, отложив напоследок Матфея, ибо лик юноши, сопровождавшего этого святого, он никак не мог себе представить. Но Мигель работал, работал, впервые в жизни сотворяя из камня человечьи лики с нимбами, — уже не буравом, а резцами, привезенными из столицы, острыми, как ножи…

вернуться

116

Имеется в виду экспедиция в Африку, снаряженная на поиски английского миссионера и исследователя Дэвида Ливингстона и возглавлявшаяся репортером «Нью-Йорк геральд» Генри Мортоном Стэнли. На рисунке, изображавшем финал экспедиции и появившемся в прессе в августе 1872 года, Стэнли представлен в простом походном костюме и колониальном шлеме.

вернуться

117

Атенео — общество писателей, художников, ученых, основанное в 1820–1823 годах в Мадриде. Подобные ассоциации создавались в странах Латинской Америки.