Нас не остановили даже попадавшиеся время от времени немецкие самолеты, обстреливающие дорогу. Конец путешествия пришел внезапно — раздались гулкие выстрелы танковых пушек. Задний ход, разворот — и назад в Обоянь. Несколько снарядов подняли фонтаны грязи. Немецких танков мы так и не увидели, но они были близко — на расстоянии прямого выстрела. Если бы мы ехали по-прежнему, то через минуту-другую вкатились бы в боевые порядки танкового корпуса СС. Потом выяснилось, что на карте, врученной маршалу, был неверно нанесен передний край, указан рубеж, с которого наши войска уже отступили»[22].
Тогда Г. К. Жуков поехал в штаб Воронежского фронта, который в тот момент находился в деревне под Обоянью. В отличие от действующей армии, которая хоть и отступала, но с оружием и соблюдая организацию, обстановка в штабе фронта была просто паническая. «Офицеры-штабисты поспешно кидали на машины какие-то ящики, связисты сматывали провода. Крики, шум, ругань»[23]. Здесь маршалы Жуков и Василевский встретились и выработали план отражения германского наступления.
Уже ночью с 18 на 19 марта по центральной улице Обояни — шоссе Курск — Белгород проскочили танки, артиллерия на механической тяге, машины с пехотой — передовой отряд наших войск, пришедших на подмогу Воронежскому фронту. После небольшой паузы повалила «царица полей матушка пехота». Красноармейцы шли, не придерживаясь строя, гордо, весело, с шутками, прибаутками и песнями. Шли русские «чудо-богатыри», шла 21-я армия генерала И. М. Чистякова, переброшенная из-под Сталинграда. Она уже с неделю как выгрузилась в районе Ельца и теперь выдвигалась на рубеж севернее Белгорода.
19 марта Василевский и Жуков доложили о плане отражения удара Верховному главнокомандующему. Суть наших действий заключалась в том, чтобы остановить продвижение противника из Белгорода на север и северо-восток. Для этой цели была организована прочная оборона по Северскому Донцу и далее через Гостищево, Быковку, Дмитриевку, Красные Яруги и Краснополье, прикрывавшая преимущественно направления на Обоянь и Корочу. 69-я армия М. И. Козакова с танковым корпусом В. М. Баданова отводилась на восточный берег Северского Донца; 21-я армия И. М. Чистякова усиливалась прибывающими полками самоходной артиллерии; танковый корпус И. А. Вовченко перебрасывался для расположения севернее и северо-западнее Белгорода, чтобы прикрыть дорогу на Обоянь и Томаровку; 40-ю армию К. С. Москаленко отводили на рубеж Дмитровки, Красной Яруги в стык 21-й армии И. М. Чистякова и 38-й армии Н. Е. Чибисова. После выработки плана оба военачальника выехали в войска, чтобы лично руководить организацией обороны. Сопротивление советских войск стало возрастать.
К тому времени, панцер-гренадерская дивизия вермахта «Великая Германия», сломив сопротивление оборонявшихся на широком фронте соединений 40-й армии и отбросив их в северном направлении, последовательно овладела населенными пунктами Грайвороном и Борисовкой. Разрыв между флангами 40-й и 69-й армий все более увеличивался. Германское командование получило возможность вести наступление не только в направлении Белгорода, но и Курска. Только после этого, для того чтобы исключить такое развитие событий, Ставка ВГК и начала выдвигать вышеупомянутые стратегические резервы для усиления Воронежского фронта. В своих воспоминаниях Г. К. Жуков отмечал: «В тот день (видимо, 18 марта 1943 года. — Примеч. авт.) из штаба Воронежского фронта я позвонил по ВЧ И. В. Сталину и обрисовал обстановку. Она была хуже той, которую утром докладывал направленец Генштаба… Необходимо, докладывал я Верховному, срочно двинуть сюда все, что можно из резерва Ставки и соседних фронтов, в противном случае немцы захватят Белгород (что уже и было сделано. — Примеч. авт.) и будут развивать удар на курском направлении. Через час из разговора с А. М. Василевским я узнал, что Верховным принято решение и уже передано распоряжение о выдвижении в район Белгорода 21-й армии, 1-й танковой армии и 64-й армии».