– Ты будешь новенький? – спросил один из них.
– Ну я, – с вызовом ответил новичок.
– Тебя Диксон зовет, – поставил он в известность Алексея и отвернулся, считая свою миссию выполненной.
– Зачем я ему понадобился? – новичок и не думал трогаться с места.
Посланцы, собиравшиеся уже уходить, остановились в нерешительности.
– Ты, я вижу, не понял, кто тебя приглашает на беседу, – вмешался в разговор второй. – Диксон. А ему не принято отказывать.
– Если я ему нужен, сам подойдет, – умышленно пошел на обострение Казаков, он решил не лебезить перед старожилами и сразу взять быка за рога. – Хлеб за брюхом не ходит.
На минуту зависла тишина, посланники обдумывали дальнейшие действия.
– Послушай, Тихоня, тебе не кажется, что слишком много чести его упрашивать, – сказал первый.
– Ты прав, Урюк, – согласился второй. – Легче его пинками к Диксону пригнать!
Алексей приготовился к нападению. В узкий проход посланники одновременно протиснуться не могли, поэтому первого Казаков толкнул ногами на противоположную постель, вскочил, навалился на второго, вытеснив его в проход между рядами коек.
– Ну, мальчик, эта борзость тебе дорого обойдется. – Урюк извлек из голенища нож с откидывающимся лезвием и нажал кнопку.
Новичок последовал его примеру и в его руке тоже появилось холодное оружие, отвоеванное у дежурного по бараку. Подростки стояли напротив друг друга, не реагируя на окруживших их осужденных.
– Научи салабона уважать наши законы, – вылетела реплика из толпы, подстегнув Урюка.
Он выставил правую руку с оружием вперед и двинулся на Казакова, держа левую наготове. По всему было видно, что ему не раз приходилось принимать участие в подобных схватках, но Алексей был ловок и гибок от природы. Опыт против ловкости – шансы уравнялись. Урюк сделал обманный замах и новичок машинально увернулся влево, на что и рассчитывал его противник. Быстрым ударом ножа тот нанес Алексею глубокую рану на правом предплечье. От резкой и неожиданной боли Казаков выронил нож и схватился левой рукой за порез. Наверняка выглядел он жалко, потому что старожил-Урюк пошел на соперника, не прикрываясь, с ехидной улыбкой победителя.
Казакову удалось быстро справиться со слабостью и он ногой нанес удар в пах расслабившемуся противнику. Тот согнулся пополам, но оружия не выронил. Алексей, не обращая внимания на кровоточащую рану, подскочил к нему, схватил двумя руками его кисть и сделал подсечку. Урюк грохнулся на пол и разжал кисть вывернутой руки. Нож подхватил новичок.
В это время, когда казалось, что победа уже в кармане, Тихоня, исподтишка, сзади, всадил нож в ягодицу Казакову.
– Атас, – крикнул осужденный, стоявший на шухере.
Все разбежались в считанные секунды. Алексей остался один в широком проходе, с окровавленным ножом.
– Не успел поступить, уже поножовщину устроил? – обратился к нему старший лейтенант Мирошниченко, который появился в бараке в сопровождении двух конвойных. – Так ты решил искупить перед обществом свою вину за совершенное преступление? – строго спросил он.
Алексей опустил руки по швам и стоял, понурив голову.
– Заберите у него нож, – скомандовал офицер и один из конвойных выполнил приказ. – Фамилия? – задал он вопрос новичку.
– Казаков, гражданин начальник.
– С кем вступил в единоборство? – последовал очередной вопрос, который так и остался без ответа.
– Ну, что ж? Объявляю всеобщее построение. Посмотрим, в чьей крови ты перепачкал лезвие?
Построение ответа офицеру на поставленный вопрос не принесло.
– Очень жаль, Казаков, – вновь, обратился отрядный к Алексею. – Думаю, что пять суток карцера освежат твою память. – Уведите, – приказал он конвойным. – Завтра я напишу рапорт начальнику колонии.
После того как увели Алексея, отрядный пригласил к себе в кабинет, расположенный на втором этаже двухэтажного барака, Марата Сайфутдинова по кличке Диксон.
Диксону уже несколько месяцев, как исполнилось восемнадцать лет, но его не переводили в колонию для взрослых, потому что у него были общие дела с офицерами, в частности с Мирошниченко.
– Что скажешь на счет новенького? – спросил старлей, как только захлопнулась дверь кабинета за Маратом. – По-моему, парень с характером.
– Я тоже так думаю, – кивнул Диксон, опускаясь на стул, стоявший возле письменного стола. – Он дежурного по бараку Сотника отделал, отнял у него нож, а с этим ножом не побоялся выступить против Урюка и Тихони. Думаю, что Тихоне повезло – новенький не успел с ним разделаться.
– Вот видишь? – обрадовался отрядный. – Я к чему клоню разговор? Как Сутулый освободился, ты до сих пор не подобрал себе подельника.
– Может ты и прав, начальник, – осужденный на мгновение задумался, затем добавил. – Не будем торопить события, посмотрим как на него подействует одиночное заключение, – он взял со стола отрядного сигареты без разрешения и закурил.
– Ты уже полгода присматриваешься то к одному, то к другому. Сам знаешь, что не за красивые Глазки держу тебя среди малолеток, – уколол Мирошниченко.
– Не попрекай, – взъерошился Диксон. – Ты на мне и так прилично заработал.
– Ладно, не психуй, – пошел офицер на уступки. – Просто создается впечатление, что специально тянешь кота за хвост. На меня тоже давят, – оправдывался хозяин кабинета.
– А ты объясни им, что я подбираю напарника не для прогулок по парку, тут спешить нельзя. А если он лажанется во время первого же дела?
– Да понимаю я, – согласился старший лейтенант. – Только и ты должен войти в мое положение, сверху торопят.
– Если после карцера не сломается, я его прощупаю, – пообещал Сайфутдинов и спросил:
– Кстати, за что парень срок мотает?
– За убийство, – просвятил собеседника Мирошниченко. – Родного отца на тот свет отправил.
– Ого, – удивился Марат. – Не промах юноша, только слишком горяч. Не было у дурня хороших учителей.
– Вот ты и займись его воспитанием, – уцепился за последние слова отрядный. – Передай ему опыт, который тебе передал Сутулый…
Время от времени Сутулый и Диксон совершали преступления: кражи, грабежи в районе, в котором находилась их колония, по наводке отрядного. Местной милиции и в голову не приходило искать преступников среди осужденных. Сутулый сколотил солидный капитал к освобождению, в немалой степени обогатив и некоторых офицеров внутренних войск. Теперь, оставшись один, Диксон не очень торопился найти себе подельника, рассчитывая протянуть до освобождения – ему осталось восемь месяцев. Он прекрасно знал, что если схватят с поличным, офицеры вывернутся, а ему, вдобавок ко всему, припаяют еще срок за побег. Но сегодня Мирошниченко недвусмысленно намекнул, что если он и дальше будет тянуть кота за хвост, то его переведут к взрослым.
– Придется еще пару раз рискнуть, – думал Марат, лежа на своей койке нижнего яруса в углу барака. – А-а-а, будь, что будет, попробую этого новенького, – окончательно решил он, перевернулся на бок и закрыл глаза…
Алексей вернулся из карцера озлобленным, но не сломленным.
– Пусть лучше прибьют, но в шестерках ходить не собираюсь, – убеждал он сам себя.
Казаков, не реагируя на язвительные реплики осужденных, прошел к своему месту, взял полотенце с мылом и отправился умываться.
Холодная вода охлаждала пыл и снимала усталость. Он намылил голову и засунул ее под кран, от холода захватывало дух, но ему нравилось такое состояние. Алексей кряхтел и фыркал от удовольствия.
– Ты посмотри, как его разморило? – долетел до него голос Урюка.
– Крещение пошло на пользу, – поддержал кореша Тихоня, ехидно улыбаясь.
Алексей смахнул воду с лица и повернулся к досаждавшим ему подросткам.
– Что рана уже затянулась и можешь свободно сидеть? – съехидничал Урюк.
– А то повторим, в воспитательных целях, – добавил Тихоня.
– Если я вам позволю, – начинал заводиться Казаков.
Взаимный обмен уколами закончился и подростки уже приготовились к драке. Алексей отскочил к стене и встал в стойку, готовый к отражению нападающих. Он был безоружен, в то время, как в руке одного из противников блеснуло лезвие ножа.