Но минуту спустя он все же освободился от фрака и жилета и бросил их на ближайший стул. Затем приблизился к Вирджинии и, положив руки ей на плечи, коснулся поцелуем ее горла. Она вздрогнула всем телом и тихо застонала.
Оуэн осторожно высвободил ее из складок плаща и отбросил его в сторону. Потом распустил волосы Вирджинии, и они упали ей на плечи и на спину. Она была такой нежной, такой податливой!.. А он сам себе казался слишком большим и слишком неуклюжим. Шпильки, выдернутые из ее прически, упали на каминную полку с тихим звоном, прозвучавшим в тишине кабинета оглушительным грохотом.
Тут Оуэн повернул ее лицом к себе и не спеша довел дело до конца — расстегнул платье, так что лиф распахнулся, открывая взгляду нежные женские округлости. Стащив платье, Оуэн бросил его на пол, и теперь Вирджиния стояла перед ним в одной сорочке и в чулках.
Тут она расстегнула последние пуговицы на его рубашке и положила ладони на обнаженную грудь Оуэна. Прикосновение ее рук распалило его еще сильнее.
— Мне нравится вас чувствовать, — прошептала Вирджиния.
Она поцеловала его сначала в щеку, затем в плечо. Он вздрогнул и прохрипел:
— Я долго не выдержу…
Подняв голову, Вирджиния улыбнулась загадочно. Было очевидно, что она знала силу своих чар.
— Не верю, сэр. Вы ведь всегда столь невозмутимы…
— Так было, пока я не встретил вас.
Он страстно поцеловал ее, как бы призывая к немедленным действиям. Потом, отвернувшись, схватил ее плащ и, расправив его быстрым движением, бросил на ковер перед камином. Толстая шерстяная ткань стала отличным ложем.
Быстро освободившись от туфель и брюк, он обернулся к Вирджинии и замер, увидев на ее лице изумление и испуг. Может, она была поражена зрелищем его эрекции? Он сам не знал, льстит ли ему ее изумление или, напротив, тревожит.
— Там, кажется, нож у вас на лодыжке, — пробормотала она.
Раздосадованный, Оуэн уставился на кожаные ножны. В первый раз она не заметила нож, потому что он тогда не снимал брюк.
— Ох, простите, — сказал Оуэн. — Вечно я о нем забываю.
— Как можно забыть о ноже на собственной ноге?
— Я начал носить его еще мальчиком. Так делают все мужчины семьи Суитуотер. Это наше фамильное правило, наш девиз.
Она еще больше удивилась:
— Ваш девиз?..
«Талант полезен, но лучше держать кинжал при себе» — так это звучит.
— Довольно необычный семейный девиз. Однако у меня складывается впечатление, что Суитуотеров не назовешь обычной семьей.
— Неправда, — возразил Оуэн. — Суитуотеры — самая обыкновенная семья.
Он отстегнул кожаные ножны и положил их так, чтобы находились под рукой. Когда же он снова взглянул на Вирджинию, она действительно смотрела на его возбужденную плоть.
— Так бывает всегда? — спросила она.
Его смех прозвучал как стон.
— Только тогда, когда я рядом с вами.
Опустившись на плащ, Оуэн привлек девушку к себе.
Она протянула руку и принялась поглаживать его набухшую плоть. Он закрыл глаза и стиснул зубы. Потом со стоном прохрипел:
— Я отчаянно хочу вас, Вирджиния.
— Вы будите во мне странное желание, — ответила она шепотом и содрогнулась. — Не знала, что такое бывает.
— Значит, мы с вами — прекрасная пара.
Он крепко обнял ее и снова поцеловал. Пусть поймет всю силу его страсти! Вздохнув, она обмякла в его объятиях, и рука Оуэна тотчас скользнула меж ее ног. Она была влажная и горячая, и он начал осторожно ласкать ее. Почувствовав дерзкое проникновение его пальца, Вирджиния вскрикнула и уткнулась лбом ему в плечо, а ее пальцы, до того сжимавшие его ствол, разжались, и она обняла его за плечи.
— А теперь расслабьтесь, — шепнул Оуэн.
— Не хочу, — ответила она, обдавая горячим дыханием его плечо. — Мне нравится так.
— Вам понравится еще больше, если сделаете, как я говорю. Даю слово. Расслабьтесь же.
Она повиновалась, и Оуэн добавил:
— А теперь держите меня так, словно от этого зависит ваша жизнь.
Вирджиния прижалась к нему изо всех сил, и снова по телу пробежала дрожь. Сейчас она уже сочилась влагой, и он, вдохнув ее аромат, шепнул:
— Да, вот так. — Он скользнул пальцем глубже в ее лоно и тотчас отдернул руку, вышел из нее.
— Нет-нет, — взмолилась она, схватив его запястье. — Не останавливайтесь!
— Я не собираюсь останавливаться. Но прошу: расслабьтесь.
Она повиновалась, но лишь отчасти. И Оуэн, смирившись, погрузил в нее палец и сделал несколько резких движений.
— Да, да, да! — закричала Вирджиния.
И Оуэн понял, что она возносится к вершинам блаженства. В следующее мгновение она содрогнулась со стоном, и ее губы чуть раскрылись. И в тот же миг Оуэн впился в них страстным поцелуем. Вирджиния вонзилась в его плечи, и, снова содрогнувшись, затихла в изнеможении. Выждав с минуту, Оуэн опрокинул ее на спину и тут же вошел в нее.
— О, Оуэн!.. — выдохнула она. — Оуэн!..
Но он был слишком далеко, чтобы отвечать, — находился за гранью сознания. Ослепленный энергией их общей ауры, жаркой и пылающей, он двигался все быстрее, двигался яростно и неистово. И вскоре воспарил туда же, где только что побывала Вирджиния. В этот момент она громко вскрикнула, и новый разряд энергии пронзил ее тело.
Ему казалось, что они вместе падали с головокружительной высоты, а их ауры сливались в этот чудесный момент близости.
Когда же буря улеглась, он открыл глаза и посмотрел на Вирджинию. Оказалось, что она наблюдала за ним — с каким-то странным, напряженным выражением на лице.
«Что ты чувствуешь? — хотелось ему спросить. — Ты чувствуешь связь между нами?»
Оуэн перекатился на спину, увлекая ее за собой, и она распростерлась на его влажной от пота груди. Он крепче прижал ее к себе и снова закрыл глаза. И позволил себе отдаться течению, увлекавшему его к туманной границе между сном и реальностью.
«Разве было что-нибудь лучше в моей жизни?» — подумал Оуэн, уже засыпая.
Глава 30
Его называли Волком, потому что он был быстр и жесток — как настоящий хищный зверь. Он сам дал себе это прозвище, будучи еще подростком, когда понял, что обладает способностями, каких не имелось у прочих уличных мальчишек. И никто не осмелился ему возразить.
Талант отлично ему служил. С годами у него сложилась репутация жестокого и неумолимого убийцы, и все остальные ему завидовали. Его знали на мрачных улицах лондонского дна. Знали и боялись.
До недавнего времени он жил припеваючи, находясь на службе у одного из королей преступного Лондона. Латтрелл ценил его таланты и щедро платил за работу.
«Но все хорошее когда-нибудь да кончается», — решил Волк. Латтрелл пал жертвой другого преступного короля, Гриффина Уинтерса. Смерть Латтрелла нарушила хрупкое равновесие сил лондонского дна, грозя хаосом. Чтобы окончательно всех запутать, Уинтерс продал дело и исчез. Говорили даже, что он вообще покинул Лондон. Никто не знал, куда он отправился. Одно было ясно: пока уцелевшие короли преступного мира не разберутся между собой, трудягам вроде Волка оставалось надеяться лишь на собственные силы. Приходилось выполнять работу для любого клиента — кто подвернется.
Никто не назвал бы сейчас его коммерцию процветающей. Когда прошлой ночью некий человечек, называющий себя мистером Ньютоном, заговорил с ним возле таверны и предложил работу, Волк согласился, не задавая лишних вопросов. И теперь он ждал, скрываясь в глубокой тени кладбища на улице, соседствующей с Гарнет-лейн. Если он рассчитал правильно, Суитуотер пойдет этой дорогой, покинув дом женщины по имени Дин.
Предвкушение убийства наполнило его пьянящим весельем. Чувства обострились, энергия била в нем ключом, но он не делал попытки сфокусироваться — просто наслаждался ночным мраком и ожиданием того, что неминуемо произойдет. Давненько его не нанимали для убийства, но он знал, что не растерял рефлексов — быстрых, как молния.
Словно в ответ на вспышки его собственной энергии, ручка странного зеркала, которое дал ему чудной коротышка, стала нагреваться у него в руке. Волк сомневался, что ему понадобится это зеркало, однако мистер Ньютон настаивал.