Постепенно я, однако, свыкся к этой мукой, так что, чуть только сон «про это» захватывал мою усталую голову, я мужественно поднимался, шел в полутьме ночной квартиры к холодильнику и там накапывал себе снотворного: от барбитурата мысли скоро мягчеют и съёживаются, как гуппи в аквариуме, если плеснуть туда рюмку водки.
Но сны снами, а вот с моим дружком чем дальше тем более множились невнятицы. Завулон являлся в школу пасмурный, цедил сквозь зубы, а в перерыв в преподавательской усаживался в угол и отгораживался ото всех газетой. В один прекрасный день я, похолодев внутренне, внезапно отметил про себя, что стал встречать его в городе в тех местах, которые считал прежде сугубо своими. По всему раскладу выходило, что Зав следит за мною, пасёт меня скрупулёзно и целенаправленно – и неизвестно с какой целью, это мне предстояло еще выяснить. Если дружок боится меня, следует просто не давать ему поводов для страха, и постепенно он вероятно остынет, угомонится. Если же он уже принял решение – тогда надо… и для начала я купил себе с рук электрошокер, который таскал теперь в кармане повсюду.
Однажды я не выдержал и сорвался. В преподавательской никого, кроме нас, на было. Зав сидел в углу с газетой. Я поднялся и подошел к нему вплотную.
– Что происходит, дружище? – проговорил я нарочито фальшивым тоном. – Кошмары замучили? Давай, поделись… Так и скажи мне по-честному: «Мол, не могу терпеть, душит…». А я приму меры.
– «По-честному, не по-честному…» – зло передразнил Завулон. – Честность вообще кончилась с изобретением телеграфа.
– Как это?! – вскинул я брови.
– Ненужная вещь… – уверенно бросил Зав. – Это при царе горохе гонцы нужны были честные, вот честность и ценилась. А сейчас джи-пи-эс-маячок тебе к куртке прицепят и каждый твой шаг проследят, с точностью до метра. И что толку что ты честный? Кому это нужно?
– Ну, телеграфист, вероятно, тоже мог нахимичить… – попытался возразить я. – И маячки, кстати, легко проверяются и отлавливаются. Техника не стоит на месте. На каждый маячок… – Я ухмыльнулся: – …есть свой контрмаячок, с антенкой и верньером. «Клопов» сейчас вылавливают на раз… А ты, Зав, как я посмотрю, технику любишь?..
– А что! – еще больше озлился вдруг он. – Технике уж точно деньги не сунешь. И показания не выбьешь. Пытками…
– Ах вон ты про что?! – Мне становилось всё больше не по себе. – Да ведь закрыто дело-то поди. Висяк… Два года прошло. Кто ж тебя пытать теперь станет? кому там у них в ментуре делать нечего?
– Сегодня закрыто, а завтра болтнёт кто-нибудь что-то – и тут же достанут папочку из архива: пожалуйте на доследование. И опять нас тягать станут…
– И что ты предлагаешь?
– А ничего. – Он раздраженно скривился. – Труп надо уничтожить! Чтобы вообще никаких следов. Сжечь! А еще лучше в кислоту его…
– Кислоты никакой не напасешься на коня этого…
– Значит надо достать столько кислоты, сколько нужно! – рассердился Зав.
Не стану описывать подробности: времена стояли коммерческие, всё вокруг покупалось, и уже через неделю в гараже у Зава стояли два пластиковых бочонка серной – сто двадцать литров.
– Вот видишь, как всё просто! – Я даже хлопнул его по спине. – А ты боялся…
– Да-да… – проговорил Завулон возбужденно. – Теперь только корыто какое-то побольше… и местечко укромное. Надо возвращаться к нормальной жизни…
– А может пополам его – и по половинке прямо в бочки? – попытался сострить я.
Зав только покрутил пальцем у виска.
Наконец всё было подготовлено, и, нагрузив на заднее сидение побольше пластиковой пленки, мы уселись в машину и двинулись в сторону Степного.
Я с утра чувствовал себя неважно: трудно дышалось, ныло в груди, перед глазами мелькали темные мушки. Погода менялась: небо заволокло низкими тучами, заморосил дождик, дворники уныло ёрзали по лобовому стеклу, нагоняя сон. На полдороге мы поменялись местами, и Зав вздремнул на пассажирском сидении, а я, наоборот, как-то немного взбодрился.
Наконец мелькнул указатель «Степное». К нашему месту я подъехал на автопилоте, посасывая ментоловую пастилку и стряхивая пепел в приспущенное окошко. Завулон помотал головой и открыл глаза. Машина остановилась.
Уже с обочины было видно, что что-то случилось. Вся земля вокруг была истерзана шинами и тракторными гусеницами. «Кто-то к кювет улетел, вытаскивали всем миром…» – утешил я себя, уже зная наверное, что дело не в этом.