— Может полетишь со мной? — беспокоится юноша в алом, мягко поддерживая её за запястье.
Кожу в то же мгновение обдаёт лихорадочным жаром, и просветлённая, закусив от досады губу, отворачивается. Лишь бы не видеть глаза, в которых уже очень давно она разглядела некое чувство.
— Не нужно.
А внутри снова борьба. Она хочет притвориться беспомощной, сделать вид, что не умеет летать на мече, лишь бы ещё раз оказаться в объятиях юноши в алом. Однако разум велит игнорировать тёплое чувство, имя которому она не решается дать. В этой борьбе нет победителей и нет проигравших. Цайхуа молча стоит на духовном оружии. Она пропустит свой ход, чтобы дать фору держащему её за руку парню.
— Я не могу сказать, кто важнее, — пользуется заминкой Чэньсин. Пока Цайхуа его не отталкивает, он должен с ней объясниться. И не имеет значения, что на этой залитой солнцем поляне они не одни.
— Для меня нет ни Лао Тяньшу, ни Лу Цайхуа. Они оба — ограниченные опытом личности. Есть только ты. Именно ты важна для меня.
«Серьёзно?»
«Для тебя всё так просто?»
Обида распускается в теле ядовитым цветком, отравляет все прожитые вместе с Чэньсином моменты. Лу Цайхуа наконец понимает, почему поначалу он её злил. Ей было обидно. С момента первой их встречи, сама о том не догадываясь, девушка чувствовала: для Чэньсина она — кто угодно, но не Лу Цайхуа.
— И кто же я?
Просветлённая переходит на шёпот. Усилием воли она сохраняет перед Чэньсином лицо. Плакать нельзя… Не рядом с ним.
— Ты — это ты, — отвечает Чэньсин. — Представь: ты стоишь у подножия горы, а я — на вершине. Ты видишь достаточно. Но этого мало, чтобы оценить всю картину, которая открывается мне.
Просветлённая высвобождает запястье и устремляет взгляд вверх. Часто моргая, в попытке прогнать набежавшие слёзы, она смотрит на облака. Небрежно размазанные по небесному куполу они напоминают Лу Цайхуа её чувства к Чэньсину.
— Подниматься на гору легко, а спускаться — трудно. Я хочу остаться на месте. А ты?
Не дожидаясь ответа, она в последний раз просит Юцин позаботиться о её старом наставнике и лучшей подруге, чтобы затем взмыть к облакам.
Первый полёт на мече дался просветлённой с трудом, что не укрылось от внимательных глаз Мао Шуая. Наблюдая за тем, как дрожат колени Лу Цайхуа, уже половину пути, мужчина не выдержал:
— С Шимин что-то не так? Я могу чем-то помочь?
До девушки не сразу дошло, что бессмертный обратился именно к ней. Сосредоточенная на контроле духовной энергии она не следила за тем, где находятся остальные члены команды. И только когда Мао Шуай повторил свой вопрос, Цайхуа поняла: она одна летит рядом с ним.
— Шимин — это кто?
Смутно знакомое имя вызывает у неё беспокойство. Цайхуа интересно узнать, о ком идёт речь, но отчего-то внутри всё сжимается, как перед бурей.
— Твой меч. В нём живёт душа ученицы Лао Тяньшу, так что у них одно имя.
— Значит, это она, — выдыхает Лу Цайхуа, не скрывая своего потрясения.
В сиянии лезвия ей чудятся василькового цвета глаза. Полные горечи невосполнимой утраты они молили Цайхуа об одном: больше не исчезать.
— Шимин…
Навечно заключённая в этом серебристом клинке, она боится, что Лао Тяньшу её снова оставит.
— К сожалению я не Тяньшу, — обращается к мечу Цайхуа. — Но если тебе одиноко, можешь снова прийти в мои сны.
Оружие ответило ощутимой вибрацией, заставив Цайхуа пошатнуться. Хотя девушка часто летала с учениками школы Чэнсянь по поручениям, стоять на клинке в одиночку ей нелегко. Особенно, когда приходится сдерживать его огромную силу.
— Похоже, меч впитал в себя энергию Лао Тяньшу, когда был в его теле, — предположил Мао Шуай, обеспокоенно глядя на попытки Лу Цайхуа не упасть. — Когда станешь сильнее, заберёшь её всю.
Лао Тяньшу был сильнейшим бессмертным. Вобрав в себя ци обоих родителей — лучших просветлённых школы Чуньцзе, он приумножил её и потерял. Лао Тяньшу больше нет. Но есть Цайхуа, рождённая, чтобы его превзойти.
— Совру, если скажу, что мне не нужна его сила, — неожиданно делится девушка с летящим рядом бессмертным.
Тёплая аура Мао Шуая согревает Лу Цайхуа, участливый взгляд располагает к доверию. Ей всегда хотелось иметь такого наставника: мягкого и одновременно сильного, с лёгкой печалью, что прячется в уголках тонких губ, и готового её поддержать. Когда Лунху Чжао, беззаботно смеясь, парит в облаках, а Чэньсин и Шанъяо по неизвестным причинам отстали, один Мао Шуай позаботился о Цайхуа.
— Ты можешь использовать силу Лао Тяньшу и сейчас. Главное, не впускай в себя больше, чем выдержишь, — посоветовал Мао Шуай.
Цахйуа благодарно кивнула.
Остаток пути просветлённая провела в своих мыслях.
***
В зеркальной глади сотен озёр отражалось спокойствие. Холодное, как будто потустороннее, оно укрывало собой долину горы Лаошань.
В тишине позднего вечера готовились ко сну облака. Их силуэты, цвета надежды на новый день, застыли в озёрной воде: такой же недвижной, точно заледеневшей.
Кругом ни души. Над поросшими травой островками, что хаотично разбросаны по водной поверхности, начинает стелиться туман. В его сизой дымке прячутся скромные жилые постройки. Словно застрявшая между жизнью и смертью школа Чуньцзе встречает Лу Цайхуа равнодушным молчанием.
Молодой глава, Лао Цяньсюй, ждал их на вершине горы. Лицо его, почти такое же белое, как одеяния, носило выражение скорби. И только в глубине тёмных глаз таилась искра слабой надежды.
— Тяньшу, — коротко кивнул он Лу Цайхуа.
Едва держась на ногах, просветлённая поклонилась в ответ.
Измождённая долгим полётом она видела мир сквозь призму усталости. Быть может поэтому открывшиеся взору пейзажи вдруг вызвали у девушки панику. Конечности вмиг сковал холод, и всё внутри свернулось узлом. Не обращая больше внимания на Лао Цяньсюя, она вглядывалась в окрестности школы Чуньцзе. Испуганно, так, словно боялась увидеть за туманной завесой нечто такое, что уже успело узнать её чуткое сердце.
— Цайхуа, — раздался над ухом успокаивающий шёпот Чэньсина. — Всё хорошо, я с тобой.
— Я… — начала было девушка и осеклась. Всё это время стоявший сзади Чэньсин не мог видеть лица Цайхуа. Разве что…
— Не надумывай лишнего.
Она не хочет открываться Чэньсину. Даже если он знал, что душа Цайхуа отзовётся на знакомое место, она не желает ему это показывать.
Цайхуа улыбается. Вымученно и неестественно. Это беспокоит Чэньсина, но просветлённая, не оставив и шанса что-то сказать, уходит за Лао Цяньсюем. Чэньсину остаётся лишь ждать. Как и Мао Шуаю, Шанъяо и Лунху Чжао.
— Почему им нельзя пойти вместе со мной? — интересуется девушка.
Неприметная тропка ведёт к скалистому склону. Там, среди огромных камней, растут целебные травы.
— Из-за последствий. Причём, весьма неприятных. И кое-кто уже с ними столкнулся.
— Имеете ввиду учителя Чжао? — догадалась Лу Цайхуа.
Когда-то давно Шанъяо рассказывал, как Лунху Чжао стал сумасшедшим. Обнаружив на горе Лаошань что-то запретное, Чжао утратил свою прежнюю личность. Живущий в собственном мире, с серебристыми, как утренний снег, волосами, он перестал узнавать Мао Шуая и проникся тёплыми чувствами к семейству кошачьих.
Глава школы Чуньцзе промолчал. Однако просветлённая не нуждалась в ответе. Она уже знала: в недрах горы Лаошань спрятан источник тёмной энергии. Об этом поведал ей и Чэньсину старый наставник. И именно это изменило учителя Чжао.
Взволнованная внезапным открытием Лу Цайхуа не заметила, как отступила тревога. Дышать стало легче, ритм сердца замедлился, а на губах показалась улыбка. На этот раз искренняя.
— Ты уже знаешь, что здесь находится? — уточнил Лао Цяньсюй, останавливаясь у каменной глыбы.
— Примерно.
— Тогда ты должна понимать, что я сотру память любому, кто войдёт сюда без дозволения. К сожалению техника не идеальна: последствия её применения предсказать невозможно.
С этими словами глава школы Чуньцзе снял печать. Дождавшись, пока проход в скале откроется полностью, он первым шагнул в сырой полумрак.