— Какую крошку?
— Ты, что? Ничего не петришь? Каждый лох знает, что алмаз обрабатывается алмазной крошкой. Если его можно взять чем-то другим, то это уже не алмаз, прикинь.
На этом мы распрощались.
«Чудо-бур» — раньше я уже слышал это название. По слухам туда ушел работать Голованов — известный ученый в области прочности кристаллов и теории развития трещин. Избранный заочно во многие иностранные академии, лауреат многих отечественных премий, он, к удивлению всех, в самом начале перестройки ушёл работать в кооператив при заводе бурового инструмента. С тех пор о нем никто ничего не слышал. Какое отношение работы Голованова имели к буровому инструменту, а всё это к фальшивым драгоценностям — представлялось неразрешимой задачей.
Вода в Сокольнических прудах не такая чистая, как в Люберецком карьере, песчаный пляж — гораздо уже, да и деревья городского парка нельзя сравнивать с их сородичами в Подмосковных лесах. Но то ли близость дома, то ли большое число знакомых, а может просто в силу привычки, мне здесь нравилось больше. На фоне огромных сосен и глубокого карьера ощущается собственная ничтожность и беззащитность. В Сокольниках же я чувствовал, как сама земля питает тело жизненной силой. Поэтому, глядя на здорового атлета, занимавшегося двухпудовыми гирями, я невольно видел себя таким же здоровым и, подняв гири несколько раз, ощущал себя венцом творения, поскольку Солнце было создано для того, чтобы греть меня своими лучами, земля — чтобы я шёл по ней, а деревья, — чтобы наполнять мои лёгкие кислородом. В таком прекрасном настроении я шёл вдоль пруда, когда увидел Марину, сидевшую на стволе поваленного дерева.
— Здравствуй, Мариночка! — Я сел рядом.
— Ой, здрасьте.
К нам, виляя хвостом, подбежал щенок.
— Мариночка, ты знаешь, мне иногда кажется, что человек — не самое совершенное существо. Ведь собаки не умеют врать. К тому же, у человека нет хвоста — органа, свидетельствующего об искренней радости. — В этот раз я говорил о собаках, а она молча улыбалась. Но я решил сменить тему разговора.
— А я раньше не знал, что мы работаем в одном университете.
— Я там не только работаю, но и учусь.
Если бы я получил прямой в голову от Майкла Тайсона, в тот момент, когда в меня ударила молния, то это было бы приятнее, чем это услышать. В университете смотрели сквозь пальцы на полную бездеятельность и, вообще, могли её простить, но в соответствии с писанными и ненаписанными законами высшей школы, связь со студенткой простить не могли. Но в ту минуту меня беспокоил не возможный крах моей университетской карьеры, а то, что Марина, как и всякая студентка, считала университетских сотрудников существами бесполыми и, конечно же, не чувствовала моей руки, лежавший у нее на плече.
— Вы чем-то расстроены? — Марина прервала внезапно наступившее молчание.
— Скорее озадачен. Мне приходится решать одну нетипичную задачу.
— Вроде той, что делали на компьютере?
— Посложнее. — После этого я рассказал ей о странной связи профессора Голованова, ТОО «Чудо-бур» и фальшивых драгоценностях.
— По-моему, это типичная задача на составление гипотез с привлечением информационных систем. Я делала подобный курсовой по информатике.
— Ты смогла бы что-нибудь нащупать?
— Попробую. Напишите мне фамилию профессора и название ТОО.
Ручка у меня была с собой, а из-за отсутствия бумаги пришлось оторвать клочок от сигаретной пачки.
— Ой, мне пора.
Она ушла, держа в руках обрывок картона. Ни на блузке, ни на юбке карманов у нёе не было. А я долго сидел на бревне, глядя ей вслед. Мне очень нравилась её походка.
— Сидит на дереве, и сам одеревенел. Совсем оглох. Зову, зову… — Я не сразу сообразил, что эти слова адресованы мне.
— Здравствуй, Нина.
— Что-нибудь узнал новое?
— Да. Послушай, у тебя нет знакомых в налоговой полиции? Надо проследить деятельность одного ТОО.
— У меня подруга — Татьяна — работает то ли в налоговой полиции, то ли в аудиторской службе. Сам с ней и поговоришь. А сейчас мне пора домой. Ты идешь или остаёшься?
— Ещё посижу. Дома душно.
Лабораторное оборудование в университетах примерно на полвека старше аналогичного в исследовательских институтах, поэтому работать на нем приходилось гораздо реже, чем его ремонтировать. Гидравлический пресс, у которого я тщетно пытался отрегулировать обратный клапан, иногда работал, а иногда, вместо этого, выплескивал масло в окружающих, будто в него одновременно вселились ишак и верблюд.
— Здрасьте, — увлекшись работой, я не заметил, как вошла Марина. Её не тронутое загаром лицо словно озаряло тускло освещенную лабораторию. Я сделал шаг в её сторону и тут же замер, как парализованный, осознав, что мои руки до локтей вымазаны машинным маслом.
— Компьютер для Вас что-то выудил, — она показала мне пару листов бумаги.
— У меня руки грязные. Положи на стол, а в моей куртке в левом кармане…
— Ой, спасибо, — обнаружив «Сникерс», она искренне обрадовалась и тотчас ушла.
Я взглянул на распечатку. Понять что-либо было невозможно. Какие-то странные физические показатели и их численные значения: «Вероятность образования структуры двойников — 1 х 10 (-6). Порог дезориентации кристаллографических осей — 5 (град.),» и тому подобное. Ребус, который выдал компьютер, только испортил настроение. Желание заниматься прессом пропало. Я оставил его в разобранном виде и, вымыв руки, пошел в парк.
— Познакомься, моя подруга Татьяна и, Наташенька — её дочка, — Нина подвела меня к женщине, загоравшей у пруда, вместе с девочкой лет пяти, игравшей с Барби.
Пожалуй, я не помню, чтобы в последнее время внешний вид женщины произвел на меня столь сильное впечатление. Татьяна была весьма полноватой блондинкой. Но её полнота не имела ничего отталкивающего, а, наоборот, притягивала и заинтриговывала. Может быть оттого, что в её фигуре уживались какие-то несовместимые черты, так широкие бедра контрастировали с относительно стройной талией; полные руки — с длинными и, по-своему изящными пальцами; крупные, сильные икры — с тонкими лодыжками. Это создавало редкую гармонию, но желание созерцать всю фигуру целиком иногда отступало перед соблазном задержать взор на отдельных частях тела.
— Вы что-то хотели узнать для Нины? — Татьяна заговорила первой.
— Нужна информация о деятельности «Чудо-бур». Это в Люберцах, под Москвой, — сказал я, думая совсем о другом. Я разглядывал редкую форму бедер, у которых самая широкая часть находилась не на уровне ягодиц, а сантиметров на десять ниже. Но почему-то в моём сознании Татьяна рисовалась не в строгом закрытом купальнике, в котором она была, а в каком-то кружевном белье, в сетчатых чулках со швом. Я не мог отделаться от ощущения, что уже видел её в самых интимных ситуациях.
— Ай, бюстгальтер не застегивается! — Звонкий голос Татьяниной дочки разорвал пляжную тишину. Все невольно обернулись и смотрели на девочку, которая не смогла справиться с застежкой у Барби.
— Ты уже взрослая девочка и должна книжки читать, а ты всё в куклы играешь. Ты, наверное, и букв-то не знаешь, — обратился я к Наташе.
— Знаю, знаю! — Кричала она в ответ.
— Наташенька умеет читать, а осенью пойдет в гимназию на подготовительный, — вступилась за дочь Татьяна.
— Ты, наверное, знаешь неправильные буквы, — сказал я девочке с наигранной строгостью.
— Нет, правильные! — Бойцовская доля злости сверкнула на Наташенькином лице.
— Хорошо. На что похожа буква «эн»? — Я приступил к шуточному экзамену.
— На лесенку.
— Раз похожа на лесенку, значит это буква «эль», «лэ-э», — сказав это, я увидел, как у ребёнка открылся рот, но сказать она ничего не смогла, поэтому я продолжил, — А букву «а» ты знаешь?
— Знаю. — Девочка начертила букву на песке.