— Мы все на это надеемся. — Она взяла Глокту под локоть с непринужденной уверенностью. — Позвольте, я представлю вам собравшихся.
Глокта не дал сдвинуть себя с места.
— Благодарю вас, магистр, но я полагаю, что справлюсь сам. — Он дотащился до стола собственными силами, насколько они у него были. — Вы, должно быть, генерал Виссбрук — тот самый, на кого возложена защита города.
Генералу было около сорока пяти, у него уже намечалась небольшая лысина, он обильно потел в своем вычурном мундире, застегнутом, несмотря на жару, до самого подбородка.
«Я помню тебя. Ты воевал в Гуркхуле. Майор Собственных Королевских, широко известный осел. Похоже, с тех пор твои дела шли по меньшей мере неплохо — как обычно и получается у ослов».
— Рад знакомству, — промолвил Виссбрук, едва потрудившись оторвать глаза от своих бумаг.
— Еще бы, всегда приятно возобновить старое знакомство.
— Мы встречались?
— Мы вместе сражались в Гуркхуле.
— Правда? — Потное лицо Виссбрука передернулось от потрясения. — Что?.. Так вы… тот самый Глокта?
— Да, я действительно, как вы выразились, тот самый Глокта.
Генерал заморгал.
— Э-э, ну что ж… э-э… как вы поживаете?
— В ужасных страданиях, спасибо, что спросили. Зато вы, как я вижу, процветаете, и это является для меня огромным утешением.
Виссбрук снова заморгал, но Глокта не дал ему времени ответить.
— А это, очевидно, лорд-губернатор Вюрмс. Огромная честь, ваша милость.
Старик был карикатурно дряхлым: фигура, съежившаяся под роскошной парадной мантией, словно сушеная слива в ворсистой кожуре. Его руки зябко дрожали, несмотря на жару, а на голове сияла лысина в обрамлении нескольких белых прядок. Он прищурил на Глокту слабые слезящиеся глаза.
— Что он сказал? — Лорд-губернатор растерянно повел взглядом вокруг себя. — Кто этот человек?
Генерал Виссбрук наклонился к нему так близко, что его губы почти коснулись уха старика.
— Наставник Глокта, ваша милость! Прислали взамен Давуста!
— Глокта? Глокта? А куда, черт побери, подевался Давуст?
Никто не потрудился ему ответить.
— Я Корстен дан Вюрмс. — Сын лорда-губернатора выговорил собственное имя, словно магическое заклинание, и протянул Глокте руку так, будто она была бесценным даром.
Он небрежно раскинулся на стуле — светловолосый и красивый, загорелый, сияющий здоровьем, настолько же атлетически гибкий и сильный, насколько его отец был дряхлым и немощным.
«Я уже презираю его».
— Как я понимаю, вы когда-то были неплохим фехтовальщиком. — Вюрмс с глумливой ухмылкой оглядел Глокту сверху донизу. — Я тоже фехтую, но здесь нет никого, кто мог бы стать моим партнером. Может, как-нибудь устроим встречу?
«Я бы с радостью, ублюдок. Если бы была цела моя нога, я бы выпотрошил тебя так, что ты и глазом не успел бы моргнуть».
— Да, я действительно раньше фехтовал, но, увы, пришлось бросить. Здоровье не позволяет. — Глокта ответил Вюрмсу своей беззубой улыбкой. — Впрочем, смею предположить, я мог бы дать вам несколько подсказок, если вы так горите желанием усовершенствовать ваше искусство.
Услышав это, Вюрмс нахмурился, но Глокта уже двигался дальше.
— А вы, должно быть, хаддиш Кадия?
Хаддиш был высокий и стройный мужчина с длинной шеей и усталыми глазами. На нем было свободное белое одеяние и простой белый тюрбан на голове.
«На вид он не богаче любого другого туземца из Нижнего города, но в нем явно чувствуется величие».
— Я Кадия, и я был избран народом Дагоски, чтобы говорить от их имени. Но я больше не зову себя хаддишем. Жрец без храма — не жрец.
— Сколько можно слушать про этот ваш храм? — заныл Вюрмс.
— Боюсь, вам придется об этом слушать, пока я сижу в этом совете. — Кадия снова перевел взгляд на Глокту. — Так, значит, у нас в городе новый инквизитор? Новый демон. Новый вестник смертей. Ваши дела меня нисколько не интересуют, палач.
Глокта улыбнулся.
«Сам признается, что ненавидит инквизицию, даже не увидев моих инструментов. С другой стороны, от его народа вряд ли можно ожидать любви к Союзу, ведь дагосканцы живут почти как рабы в собственном городе. Может быть, это и есть наш предатель? Или генерал?»
Генерал Виссбрук выглядел настоящим верноподданным, человеком, которому слишком сильное чувство долга и слишком слабое воображение не позволяют плести интриги.
«Однако немногие становятся генералами, не преследуя собственной выгоды, не подмазывая кого-то взятками, не скрывая каких-то секретов».
Корстен дан Вюрмс смотрел на Глокту с брезгливой усмешкой — как на грязный стульчак уборной, которым он вынужден воспользоваться.