— Я? Неужели? А если с нашей помощью город выстоит? Останется ли в силе нынешнее соглашение?
«Если город выстоит, меня здесь не будет. Скорее всего, к власти вернется Вюрмс и его команда. Нынешнее соглашение обратится в прах».
— Если город выстоит, я сделаю все возможное, чтобы соглашение осталось в силе. Даю слово.
— Все возможное… — задумчиво повторил Кадия. — Значит, ничего.
«Суть ты ухватил верно».
— Мне нужна ваша помощь, поэтому я предлагаю, что могу. Я бы и рад предложить больше, но большего у меня нет. Если хотите, продолжайте сидеть в трущобах в обществе мух, дуясь на Союз и дожидаясь пришествия императора. Может быть, великий Уфман-уль-Дошт предложит сделку повыгоднее. — Глокта посмотрел хаддишу в глаза. — Только он не предложит. Мы оба это знаем. — Поджав губы, священнослужитель качнул головой и издал глубокий вздох.
— Говорят, заблудившийся в пустыне принимает воду у того, кто ее предложил. Я согласен заключить договор. Как только освободите храм, мы начнем рыть ваши ямы, таскать ваши камни и носить ваше оружие. Это лучше, чем ничего. Возможно, вы правы — возможно, вместе нам и правда удастся одолеть гурков. Чудеса все-таки случаются.
— Я тоже о таком слышал. — Глокта оперся на трость и с мучительным стоном поднялся на ноги; рубашка противно облепила вспотевшую спину. — Да, слышал.
«Но никогда не видел».
Глокта бессильно вытянулся на подушках: голова запрокинута, рот приоткрыт, ноющее тело расслаблено.
«Эти же покои занимал мой прославленный предшественник, наставник Давуст… Просторные комнаты. И обставлены прекрасно. Наверное, до того, как туземцев вышвырнули в пыль Нижнего города, здесь жил дагосканский князь. Или хитроумный визирь. Или смуглая наложница. Чудесное место. Куда лучше моей жалкой тесной норы в Агрионте. Плохо лишь то, что в этом уютном уголке бесследно исчезают наставники инвизиции…»
Из северных окон, расположенных со стороны отвесной скалы, открывался вид на море, из других — на раскаленный солнцем город. На всех окнах были установлены тяжелые ставни. От внешней стены вниз сбегал голый каменный склон — к острым скалам и бушующей соленой воде. Обитая железом дверь в шесть пальцев толщиной запиралась на тяжелый замок и четыре мощных засова.
«Давуст явно заботился о своей безопасности, и, похоже, не зря. Как же сюда пробрались убийцы? И куда дели тело? — Его губы сами собой изогнулись в улыбке. — Интересно, как избавятся от моего? А число врагов у меня растет: высокомерный насмешник Вюрмс, педант Виссбрук; торговцы, на чью прибыль я покушаюсь; прислуживавший Харкеру и Давусту практик; туземцы, ненавидящие всех, кто носит черное; ну и мои старые недруги гурки. А тут того и гляди сам его преосвященство решит от меня избавиться, разгневавшись, что дела продвигаются недостаточно быстро. Пришлют ли кого-нибудь в Дагоску разыскивать мой изувеченный труп?»
— Наставник…
Разомкнув веки, Глокта с трудом приподнял голову. Черт, больно! За последние дни он так набегался, что все кости и мышцы буквально горели. Шея при каждом движении щелкала, точно сухая ветка; спина напоминала вазу: такая же твердая и хрупкая; нога то ныла, то, онемев, дрожала.
В дверях, склонив голову, стояла Шикель. От порезов и синяков на ее смуглом лице не осталось даже следа — и не догадаешься, какие суровые испытания довелось пережить бедной девочке в темницах инквизиции. Шикель никогда не смотрела Глокте в глаза — всегда в пол.
«Одни раны время рано или поздно исцеляет, другие не заживают никогда. Мне ли не знать!»
— В чем дело, Шикель?
— Магистр Эйдер приглашает вас на ужин.
— Неужели?
Девочка кивнула.
— Передай, что почту за честь.
Все так же, не поднимая головы, Шикель вышла из комнаты. Глокта проводил ее взглядом и снова откинулся на подушки.
«Если я завтра исчезну, то, по крайней мере, одного несчастного спасу. Может, не так уж никчемна была моя жизнь. Занд дан Глокта — защитник слабых и беспомощных… Никогда ведь не поздно стать… хорошим человеком?»
— Прошу вас! — завопил Харкер. — Пожалуйста! Я ничего не знаю!
Крепко привязанный к стулу, убежать пленник не мог.