«Вот как?»
— Заговор в городском совете? — Глокта с притворным ужасом покачал головой. — Разве такое возможно?
— Будем откровенны, наставник. Я хочу того же, что и вы. Мы, гильдия торговцев пряностями, вложили в Дагоску слишком много времени и денег, чтобы спокойно отдать его на растерзание гуркским войскам. Как мне кажется, город скорее удержите вы, чем идиоты вроде Вюрмса и Виссбрука. Если в наших стенах завелся изменник, я хочу, чтобы его разоблачили.
— Его… или ее.
Магистр Эйдер вскинула изящную бровь.
— Вы наверняка заметили, что женщина в совете одна. Я.
— Разумеется. — Глокта с хлюпаньем втянул с ложки суп. — Простите, что пока не сбрасываю вас со счетов. Чтобы убедить меня в невиновности, нужно нечто посущественнее, чем вкусный суп и приятная беседа.
«Хотя остальные мне и этого не предложили».
Карлота с улыбкой подняла бокал.
— Как же вас тогда убедить?
— Сказать честно? Мне нужны деньги.
— Ах, деньги! — протянула она. — Все к ним обычно и сводится. Получить с гильдии деньги — все равно что рыть в пустыне колодец в поисках воды: утомительно, неприятно и почти всегда бесполезно.
«Так же, как допрашивать инквизитора Харкера».
— Сколько вам нужно? — добавила магистр.
— Для начала сто тысяч марок.
Эйдер не поперхнулась вином — скорее, слегка булькнула. Отставив бокал, она тихо откашлялась, промокнула губы уголком салфетки и подняла на Глокту удивленный взгляд.
— Вы же прекрасно понимаете, что такой суммы у нас нет.
— Пока меня устроит любая. Сколько дадите.
— Хорошо, посмотрим. Итак, ваши желания ограничиваются банальной сотней тысяч марок или я могу для вас сделать что-то еще?
— По правде говоря, можете. Пусть торговцы освободят храм.
Магистр Эйдер мягко потерла виски, будто от просьб Глокты у нее разболелась голова, и тихо пробормотала:
— Он хочет выставить торговцев из храма…
— Мне требовалась поддержка Кадии. Если он будет против нас, город долго не выстоит.
— Я много лет твержу этим заносчивым болванам то же самое, однако притеснение туземцев — их излюбленная забава. Очень хорошо. Когда нужно освободить храм?
— Завтра. Самое позднее.
— И это назвали «самодурством»? — Она сокрушенно покачала головой. — Ладно. Похоже, к завтрашнему вечеру я стану самым непопулярным магистром в истории гильдии, если вообще удержусь на посту. Но я постараюсь убедить торговцев.
— По-моему, вы способны убедить кого угодно в чем угодно.
— А вы жестко ведете переговоры, наставник. Если вам когда-нибудь надоест задавать вопросы, займитесь торговлей — на этом поприще вас, несомненно, ждет блестящее будущее.
— Я — купец? О нет, я не настолько безжалостен. — Глокта положил ложку в пустую чашку и облизал десна. — Не сочтите за дерзость, я не хочу вас обидеть, но как женщине удалось возглавить самую могущественную в Союзе гильдию?
Магистр Эйдер молчала, будто решая, отвечать или нет.
«Или прикидывает, до какой степени можно откровенничать», — предположил Глокта.
Уставившись на бокал, она медленно повернула его за ножку.
— Прежде пост магистра занимал муж. Когда мы поженились, мне было двадцать два года, а ему шестьдесят. Мой отец задолжал ему огромную сумму денег и решил отдать меня за него замуж. В качестве оплаты.
«Выходит, все мы страдали, каждый по-своему», — усмехнулся наставник.
Ее губы тронула едва заметная горькая улыбка.
— Муж, прирожденный торговец, имел превосходное чутье на выгодные сделки… Вскоре после свадьбы его здоровье начало сдавать, поэтому мне пришлось постепенно взять на себя все дела, в том числе дела гильдии. К тому времени, когда он умер, я выполняла обязанности магистра, хотя и неофициально. К счастью, у коллег хватило здравомыслия оформить необходимые документы, закрепляющие пост за мной. Торговцев пряностями всегда больше интересовала прибыль, чем общепринятые правила. — Она резко подняла взгляд на Глокту. — Не сочтите за дерзость, я не хочу вас обидеть, но каким образом герой войны стал палачом?
Настал его черед задуматься. «Хороший вопрос. И правда, как же это произошло»?
— У калек не такой уж обширный выбор занятий.
Эйдер медленно кивнула, не сводя глаз с его лица.
— Представляю, каково вам пришлось. Тяжело вернуться на родину после долгого заточения в темнице и обнаружить, что друзьям ты не нужен. Видеть в их глазах жалость, отвращение и чувство вины. Осознавать свое одиночество…